Номер 10(79)  октябрь 2016 года
<<< back to non-mobile
Леонид Тростянецкий

Леонид Тростянецкий Друг ты мой единственный

 

Дверь открылась с противным протяжным скрипом. В. М. шёпотом выругался и неуверенными движениями стал шарить по стене в темноте прихожей. Найдя выключатель и не успев зажечь свет, он вздрогнул от неожиданно раздавшегося звука. В. М. выругался, на этот раз громко.

Кран булькал сварливо, захлёбываясь от негодования. «Заткнись!» В. М. по-пьяному размашисто сорвал с шеи шарф и попытался было забросить его на вешалку. Проследив внимательным взглядом за пушистым куском материи, медленно опустившимся на пол, В. М. махнул рукой и, как был в пальто и шапке, проследовал на кухню.

Отодвинув табурет от столика, он с размаху плюхнулся на него и уставился на умывальник с немытой со вчерашнего дня посудой. «Охренеть! Откуда столько взялось?! – В. М. присвистнул. – Надо бы помыть». Кран разразился ворчливой тирадой, в которой преобладали длинные стонущие звуки, перемежавшиеся с короткими вздохами.

«Да пошёл ты! Сам знаю, что мне делать! Не мóю, потому, что так надо! И вообще, ты мне надоел!» В. М. решительно встал и, пошатываясь, подошёл к умывальнику. Сделав зверское выражение лица, он двумя руками с силой повернул ручку крана до конца и постоял несколько мгновений, прислушиваясь. Затем с довольной улыбкой вернулся на место. «Ну, что? Закрылся! То-то же!» В ту же минуту из крана раздался тонкий плаксивый звук. Он звучал без перерыва, и казалось, что заканчиваться, по крайней мере, в ближайшее время, не собирается. В. М. заткнул уши. Как видно, это ему не помогло. «Вот, скотина! Ладно, ладно… Валяй, нуди дальше!» В. М. тяжело вздохнул, встал и вернул ручку крана в прежнее положение.

«Я тебе точно говорю, когда-нибудь возьму кувалду и… как трахну по твоей башке! Сразу заткнёшься. Люди добрые, – В. М. развернулся вместе с табуретом к окну, обращаясь к невидимой аудитории, – это ж ужас какой! Невозможно у себя в доме находиться! Только войдёшь в квартиру, а "оно", – В. М. махнул в сторону умывальника, – сразу с претензиями! И пилит, и пилит… Падла!» Кран вздохнул.

«"Оно" меня учит, как жить! – В. М. тяжело встал с табурета и, опершись рукой о стол, разразился мефистофелевским смехом. – А я, между прочим, как хочу, так и живу! – С этими словами он вернулся в прежнее сидячее положение. – Я, может, не хочу быть с кем-то! Мне, может, одному хорошо! Когда хотел – пришёл, когда хотел – ушёл… Мэни с жинкой нэ возыться…»

В. М., подпевая себе дурным голосом, встал и попытался сделать несколько па из гопака. Ничего путного из этого у него не вышло, и он, прекратив завывать, подошёл к замёрзшему окну. Подышав на стекло, В. М. стал глядеть в образовавшуюся лунку. Улица была пуста. Жёлтый фонарный свет с трудом пробивался сквозь пелену снежинок. Почти все окна в доме напротив чернели холодными, пугающими дырами. «Б-р-р-р…» В. М. резко отвернулся от окна и прижался ногами к тёплой батарее центрального отопления.

«Рад, небось! Думаешь, спёкся Вадим! Страшно ему! Одиноко! А это видал!? – В. М. скрутил фигу и энергично затряс ею. – Нет, брат, шалишь! Я ничего не боюсь. Вот пью сейчас, а в любой момент брошу. – Из носика крана вырвалась чреда булькающих звуков. – Ты можешь ржать, сколько тебе угодно. Я лично твёрдо решил… – В. М. с силой хлопнул себя по груди ладонью. – Вот ещё немного попсихую и брошу. Бриться буду каждый день, на работу прежнюю вернусь… Меня, знаешь, как там уважали! Половина сотрудниц в институте в меня влюблены были. Не говоря уже о студентках. Я и сейчас ещё вполне ничего».  

В. М. подошёл к небольшому, засиженному мухами зеркалу на стене. В волнистой зеркальной поверхности отразилась обрюзгшая, покрытая седой щетиной физиономия мужчины лет шестидесяти. С этим не очень симпатичным лицом диссонировали серо-голубые красивого разреза глаза. Поглядев с минуту на своё отражение, В. М. потёр подбородок и хмыкнул. «Как говорится по латыни: "видос". Д-а-а, вид мало ободряющий… – Он вздохнул. – Ну, ничего. Сейчас ободримся».

В. М. подошёл к холодильнику и вздрогнул от оглушительного утробного звука, раздавшегося из крана. «Тьфу ты! Вот напугал, гад! Да ты ори, сколько хочешь, а я выпью. У меня, может, горе. А ты мне выпить запрещаешь. Не обращая внимания на оглушительную какофонию, которую извлекал кран из глубины своих недр, В. М. налил полстакана водки и одним махом опрокинул в рот. Зажмурившись, он передёрнулся и громко причмокнул. Затем уселся на табурет и стал жевать корку хлеба. «Закусить и то не чем. Вот так и живу. А ведь раньше-то как жил! Как жил! – В. М. повернулся к крану. – Ты вот по-честному скажи. Я что… Вру?! А, молчишь! Потому что сам знаешь, правда это! А как я подъезжал на своей "Ладе" к институту! – В. М. зажмурился от удовольствия. – Выходишь, а тут уже человек двадцать студентов на разные голоса: "Доброе утро, Вадим Михайлович! Доброго здоровья, Вадим Михайлович!" Декан навстречу спешит – издалека руку тянет, поздороваться хочет. Секретарша улыбается, щебечет: "Что-то Вас давно не было видно. Не забывайте нас, заходите!"

А я иду и совсем про другое думаю, то есть и про другое, и про другую. Вот, думаю, сейчас буду проходить мимо кафедры иностранных языков, а она как раз и выйдет. Пунктуальная… Всегда в одно и то же время. Выйдет, аккуратно, мягко так двери за собою закроет, потом с улыбкой: "Доброго утра вам, Вадим Михайлович!" И заметьте, никогда не скажет "доброе утро", а всегда "доброго утра". А улыбка спокойная, как море в штиль… Да, и такая же красивая и… равнодушная, как море. Вот из-за неё и пропала жизнь. То есть не в улыбке дело…

А в чём же? – В. М. на секунду задумался. – А в том дело, что ничего, оказывается, мне без неё не нужно. Без Любови… – В. М. захихикал. – Смотри ты, как складно выходит. Без любви и без Любови… Владимировны… Ну, это я сейчас такой умный, а тогда… Тогда я был уверен, что никуда она от меня не денется. Как только она у нас в институте появилась, я, естественно, сразу её заметил. Ну, вообще-то, справедливости ради нужно сказать, что заметили её все. Высокая такая, волосы льняные, глаза зелёные… Джемперочки, блузочки – всегда в обтяжку. И обтянуть, я вам доложу, было что! И-эх! Вот, видишь, даже ты заткнулся. Небось, не булькаешь. – В. М. пододвинул табурет поближе к умывальнику. – Ну, я её после лекций обождал и – к ней. Дескать, не подвезти ли вас домой. А сам на свою "Ладушку" указываю. А та зелёным лаком сверкает, чистенькая со всеми прибамбасами… Шик, одним словом. А в те времена личный транспорт… Это, брат, было нечто! – В. М. поджал губы и поднял руку, назидательно выставив указательный палец. – Это, как сегодня, скажем, состоятельный бизнесмен. Ну, так вот. Говорю, не стесняйтесь, мол, мне это нетрудно. Тем более, машина – как раз под цвет ваших глаз! – Кран заурчал. В. М. нетерпеливо отмахнулся. – Да ты мне в сотый раз уж своё "фе" в этом месте вставляешь! А то я без тебя не понимаю, как это прозвучало для неё. Ясное дело, пошлость! Да ещё и местечкового масштаба. Ну, вот… Тогда я впервые и увидел эту фирменную улыбку её. Красивую и такую… холодную… что ли… Ну, не знаю.

А вот только я тебе, брат, скажу, сразу понятно мне стало, как дважды два, что напоролся я "по-чёрному". Стою рядом – в коленях дрожь какая-то противная, в висках стучит – никогда ничего подобного со мной не бывало. А уж поверь мне, до неё у меня их, красивых и просто хорошеньких, ну, не меньше сотни было. Да я тебе о многих из них рассказывал. Но тут, понимаешь, совсем другое дело. Стою и думаю: если согласится сесть, я руль повернуть не смогу, а не согласится – застрелюсь! – Кран визгливо булькнул. – Да, ладно тебе! Ну, не прямом смысле застрелюсь, а это… Ну, сам понимаешь...» – В. М. встал, подошёл к столу и, приложившись к бутылке, отхлебнул из неё. Крякнув, он воровато оглянулся на кран. Успокоенный отсутствием реакции, В. М. вернулся на свой табурет.

«М-да… Так на чём это я остановился? Ах, да… В общем, понимаю, что дело "хреново". А она улыбается. Глаза зелёные, прозрачные… И понимаю, что и я для неё прозрачный, как из воздуха сделанный. Сквозь меня смотрит. "Спасибо", – говорит и… дальше пошла. Я подумал даже, что, может, она меня не поняла и сдуру даже чуть ли ни бросился за ней – объяснять. Да, слава Богу, хватило ума вовремя остановиться.

Приехал домой. Места найти себе не могу. Успокоился немного. Стал думать, анализировать, так сказать. Посмотрел на себя как бы со стороны и вижу – картина неприглядная. Не то мясником, не то парикмахером выглядел. Да и слова "подобрал"! У меня таких в лексиконе и не водилось раньше.

Ну, ничего, думаю, мы ещё посмотрим. На завтра, ну, может и не на завтра, а, скажем, через несколько дней, честно говоря, не помню, да и не в этом дело, а только подкараулил я Любовь Владимировну в институтском кафе. Как только в дверях её заметил, мигом повернулся к стоявшему неподалёку… э-э-э, как его, бишь, звали… – скажем, Иван Иванович – ассистенту с нашей кафедры и говорю громким голосом: "А я с вами, батенька, никак согласиться не могу!" Тот на меня уставился, глазами хлопает – ничего понять не может. Только рот раскрыл, а я ему: "Нет, нет! Давайте обратимся к третейскому суду". И сразу к ней: "Любовь Владимировна! Уж не откажите рассудить нас с Ван Ванычем. Вот мы о Босхе спорим…" Она глянула и вот как-то неуловимо усмехнулась: "Вы об Иерониме?" Мне эта усмешка не понравилась, но я, кивнув головой, продолжил: "Так вот, я в отличие от Ван Ваныча, считаю, что в триптихе „Страшный суд“ художник демонстрирует поистине неисчерпаемую фантазию в мотивах адских мук, свободно оперируя масштабными соотношениями предметов и сочетаниями функционально несоединимых вещей". Выпалил я эту фразу и жду. А она смотрит на меня и молчит. Ну, я вроде как задумался, сосредотачиваясь, и добавил: "В принципе Босх использует, собственно, приём отстранения, когда необычный, новый контекст и неожиданные смысловые пересечения заставляют человека иначе взглянуть на привычный мир".

Любовь Владимировна скрестила руки на груди, а затем плавно почти балетным па повернулась к обалдевшему ассистенту: "А каково ваше мнение по этому поводу, Иван Иванович?" Изучив выражение лица своего визави, хранившего всё это время изумлённое молчание, она, вздохнув, повернулась ко мне: "Ну, вот видите, ваш оппонент с вами уже полностью согласен. Кстати, на столь интересующей вас картине изображён святой Бавон. Мне кажется, между вами есть что-то общее. Я не имею в виду внешность. А сейчас, извините, перерыв заканчивается, а у меня – лекция".

Стою я и думаю, при чём тут святой Бавон. А Иван Иваныч меня за рукав дёргает, объяснений требует. А мне, ох, как не до него! Как рявкну: "Шутка это!" Ну, он сразу рукав отпустил и бочком, бочком.

В общем, я, как только лекции свои закончил, – сразу в библиотеку. Тогда никаких "интернетов" и в проекте не было. Ну, нашёл этого Бавона. Читаю: "Бавон родился близ Льежа в знатной франкской семье. В молодости отличался дерзким, необузданным нравом, продавал своих слуг в рабство, вёл распутную жизнь. Раскаялся, повелел заковать себя в цепи и отвести в тюрьму. Раздав своё имущество беднякам, Бавон стал монахом. "Да, – думаю, – уже успели „добрые люди“описать Любови Владимировне все мои альковные дела, да ещё от себя, наверняка, немало добавили. Теперь, понятное дело, будет меня обходить за тыщу вёрст"».

В. М. повернулся к крану и предостерегающе поднял руку: "Да, ты не думай, что я не пытался взять себя в руки. Пытался! Помню, как сейчас, чего я только себе ни говорил. "И на кой она тебе нужна! Да таких, как она, у тебя было и будет – только свистни". И другую разную муру. А только чувствую – не помогает. И ещё чувствую, что впадаю в глухую тоску, плавно переходящую в неодолимое желание сильно напиться. Ну, отказывать себе я не стал и в этот же вечер надрался, если не как свинья, то достаточно близко к этому состоянию. Ну, и тут, сам понимаешь, море мне не то что по колено стало, а – по щиколотку. Думаю, сейчас прямо к ней пойду и всё скажу. Что я без неё жить никак не согласен. Либо женюсь – либо руки на себя наложу! – Удивлённый молчанием крана, В. М. сделал паузу, прислушиваясь. – А чего это ты замолчал? Не остришь? А?! Ты ж в этом месте всегда хихикал! А потому ты молчишь, что правда это. Боже ты мой! – В. М. всплеснул руками. – Да как же ты допускаешь, чтоб такая красота неземная таким идиотам, как я, на глаза попадалась! Ты вот её не видел… Она, понимаешь… ну, как тебе объяснить? – В. М. задумался, хлебнул прямо из бутылки и, не выпуская её из рук, повернулся к крану. – Я не помню, как я там тебе объяснял в прошлый раз. А вот сейчас точно понял. Она прямо копия Варвары Римской-Корсаковой! – Приложившись ещё разок к горлышку, В. М. на выдохе добавил: – Франц Винтерхальтер, музей д`Орсе. Хотя, конечно, ты там, как собственно и я, не был. А вот раз в жизни, можешь ты мне поверить, что вот не вру я?! А-а-а… что с тобой говорить… – В. М. покачнулся. – Свиньёй ты был, свиньёй ты и остался».

Кран коротко всхлипнул. В. М. замолчал, посмотрел в окно невидящим взглядом и, постояв так секунду-другую, вдруг завыл: «Ой, тошно мне! Ну, не могу я больше! Да, что ж это за жизнь у меня проклятая?!»

Он схватился за голову, затем, не оборачиваясь, нащупал стоявшую позади него на столе бутылку и припал к ней. Убедившись, что бутылка пуста, В. М. с пьяной медлительностью подчёркнуто осторожно попытался поставить её на стол. Покачнувшись, он ударился о холодильник. «У-у, гад проклятый! Сволочь! – В. М. сел на пол и заплакал. – Боже мой! Я же всего одну ошибку в жизни и совершил! Всего одну! Вон другие – сколько хочешь ошибаются! И ничего! Как с гуся… нет, как с гусей – вода. А я?!.

Она же ко мне сама подошла и – ни "здрасьте", ни "до свиданья", а так прямо и говорит: "Хочу к вам в гости. Можно?" Ты понимаешь?! Два года – "доброго вам утра, Вадим Михайлович", ледяная улыбка и… на тебе – "в гости"! Ну, думаю, слуховые галлюцинации начались. А переспросить боюсь. Боже мой! "В гости"! А!? И ты что думаешь, она пошутила!? – В. М отрицательно замотал головой. – Вот уж нет!»

Кран пробурчал что-то невразумительное, и из его носика просочилось несколько капель воды. В. М. с трудом встал, подошёл к умывальнику и, обхватив кран двумя руками, спросил свистящим шёпотом: «Может, я сбрендил? Нет, я тебя, как друга прошу, скажи честно, сбрендил? Вот я сейчас помню, что… не то что любил её… Куда там! Я до такого дошёл, что если б она меня к себе вместо собаки взяла, я бы это… залаял от счастья!»

В. М. отпустил кран и, вернувшись к столу, тяжело плюхнулся на табурет. Повертев в руках пустую бутылку, он со вздохом отставил её в сторону. «М-да… Ну, вижу я, что не ослышался. И впрямь в гости напрашивается. Плечами пожал: "Мы, – говорю – гостям всегда рады". А она на меня к-а-ак посмотрит… Ну, думаю, отчего я не могу с ней по простому? Отчего всё время чего-то там строю из себя? И так я испугался, что вот сейчас возьмёт она, да и уйдёт, что у меня аж сердце зашлось. То ли побледнел я, то ли ещё как-то, а только она, видно, заметила. Подошла ко мне и под руку взяла. А улыбнулась-то как! Да разве ж люди способны так улыбаться?! Может, ангелы? Или феи?»

В. М. всхлипнул. Справившись с собой, он ладонью вытер глаза. «Ну, и что? Я тебя спрашиваю? А, ничего. Вот и выходит, что у меня в жизни только то и было, что один-единственный вечер. Вечер с ней... – он махнул рукой. – Эх, дай я тебя обниму, друг ты мой единственный! Никого у меня не осталось, только ты!»

В. М. встал и, подтащив к умывальнику табурет, уселся на него и попытался обнять и поцеловать кран. Через секунду он заснул, прислонившись головой к крану и навалившись всем телом на умывальник. Кран вздохнул и пробурчал в полголоса, стараясь не разбудить спящего: «Знаем, знаем. Она тебя бросила и уехала заграницу, а ты запил и вся жизнь пошла под откос. Только в прошлый раз её звали Любовь Викторовна, и глаза у неё были синие…» Кран опять вздохнул и затих.

На улице пуржило. Снег, перемешанный со льдинками, настойчиво стучал в окно.

В. М. спал, прислонясь головой к крану, перемежая похрапывание тихими стонами. Кран был тёплым. Из его носика падали крупные редкие капли. Впервые за последний месяц включили горячую воду. 


К началу страницы К оглавлению номера

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function mysql_pconnect() in /usr/www/users/berkov/7iskusstv/m/Avtory/database.php:4 Stack trace: #0 /usr/www/users/berkov/7iskusstv/m/Avtory/response.php(12): include() #1 /usr/www/users/berkov/7iskusstv/m/2016/Nomer10/Trostjanecky1.php(470): include('/usr/www/users/...') #2 {main} thrown in /usr/www/users/berkov/7iskusstv/m/Avtory/database.php on line 4