"Поговори со мной на арамейском"
Стихи

Окно

Окно в окно.
В немытую посуду
пусть льется на веранде.
Быть бы чуду
явления времён наоборот –
набитый кашей рот, и мячик Маши,
и я первооткрыт и первоклашен.

А поворот, конечно, от ворот…

Мне невозможно так,
хоть разрыдаться.
Но отчего такому чуду взяться?
И мне держаться не за что.
И вот –
пролёт,
и в животе сожмется страхом,
уже давно решить желанье махом –
вот так нас это прошлое зовёт.

Я не иду, я не плетусь навстречу.
Уже давно заняться в мире нечем.
Уже давно парад ретроспектив.
Устали речи, опустились плечи,
и безнадежно контур покалечен
сопливых стариковских перспектив.

Ну нафига плешивыми? седыми?
Пошто мы не сторчались молодыми?
Не раскололи клювы о стекло?
Мы будем выть по временам, где были.
Где всё могло быть так, как не смогло.

Ползи, мой мальчик, по полям окурков.
Я эту жизнь бродягой полудурком
устал в себе за годом год копить.
Ползи до долгожданного погоста,
где вход в кино – прямоугольник в рост и,
терпи, раз воли не было пропить.

Зачем-то привязались эти звуки –
мелодия пустой квартирной скуки –
окно в такие дальние края.
Весь вывернут и через мясорубку
гниющим фаршем,
и в себя, как в губку,
вбираю кривопрожитое я.

***

осеннего ухода не достать
так хочется когда бы эта старость
смогла тебя над смертью приподнять
и опустить на павших листьев жалость

осеннего ухода лишь молить
того который нас и не расслышит
и доживать так словно голосить
как письма слать тому кто нам не пишет

я так устал невидимый мой бог
пороги обивать твоих приходов
я так устал просить хотя б глоток
средь шумных богородных пароходов

осеннее — больная в русском кость
тот позвонок роняющий мужчину
когда прошив насквозь каленый гвоздь
ударом переламывает спину

В ночные удивленные глаза
во всё окно от первого мороза
ждать нечего но есть чего сказать
и есть еще в глазах немые слезы

осеннего ухода заслужить
упасть не в грязь а в солнечные пятна
последний светлый пропуск получить
и все забрать с  собою безвозвратно

***

что видно в окнах где погашен свет?
а мы на волю корчиться от боли
что видно в окнах через толщу лет?
и памятью контуженые воют
летят в ночи за тридевять земель
в ту молодость когда земля качнулась
и бился бог о запертую дверь
и даже смерть от жизни отвернулась

***

когда б века не вековая пыль
коростою присохшею к подошвам
я б сочинил совсем другую быль
с судьбой не столь бездарно заполóшной

на берег этой гибельной реки
в игле шприца — ее проклятом шпиле
куда ни кинь канавки и крюки
и ангелы живущие на шиле

белым бельмо от белых тех ночей
где в каждой бродит белая горячка
проклятый город серых стукачей
где редкая надежда как подачка

обводной веной прочерти судьбу
и по кускам в гниющие каналы
я этот город выбрал за тоску
за все что утонуло и пропало

в клинической простуде склизкий гроб
виват литерадурная посуда
здесь надо умереть родиться чтоб
и выжить как последняя паскуда

когда б века не вековая пыль
я б сочинил роман про эту лужу
в гранит и мрамор вогнанный костыль
и сырость прошибающую стужу

баллада о перегоревшей лампочке

на светофоре грязью брызнет  зил
100 грамм с прицепом матюгнутся в теле
среди миров в мерцании светил
и с чеком в электрическом отделе
остаток года пожирает свет
черно в душе но хорошо поддатый
на глобусе стотысячный поэт
кривой косой и нéзачем издатый
а над листвой сопливо моросит
провисло в атмосфере натяженье
и желудь залупился и висит
предчувствуя земное притяженье
и нам к родимой
в дольнюю кровать
пускай уже объемлет тело пухом
пристало духом должное приять
вжимаясь в нарастающее слухом

***

и что с того? она уже мертва остыла так должно быть холодна природа ничего не упускает и жадно как на пачке сигарет затяжкой манит тот неэтот свет надеждой что куренье убивает всё это рок и рак и всплески рук над пропастью парящий виадук во лжи скажи зачем нам эта повесть? а он молчит да что тут говорить? и сдохнуть рад но приказала жить через дефис написанная со-весть

***

поговори со мной на арамейском
поговори со мной на птолемейском
поговори о чем молчит луна
о чем молчат свидетельницы звезды
заткнувшись в этом космосе морозном
поговори за бога молчуна

он ни гугу эпоха за эпохой
ему давно уже всё это похуй
он терпит но едва ли подойдёт
лишь молча смотрит в телескопа дуло
на результат случайного загула
когда пошло всё задом наперед

куски онтологического взрыва
мы вышли криво – плод Большого срыва –
и эхо врёт неведомым маня
поговори со мною
так тоскливо
в бачке малёк
а на цепочке слива
висит гимнаст распятый за меня

***

помолись за каждого кто умер раньше тебя
на год на неделю пусть даже и на минуту
помолись и не мучай вопросом меня
почему же так господи..? ну почему ты..?
помолись и не изводи себя этим зачем и на кой
чей-то стебелек ростом меньше и тоньше?
помолись
я со всеми
и я с тобой
с тем который живой
и его время дольше

***

как жизнь сказать?
в заварке этих лет
от чашки круг
вот след
и денег нет и не было
нет
были
да сплыли
я куда купил билет?
слова
словам
словами
затопили
слова пустышки
пластиковый хлам
штамп отк
ты в морге
тчк
услышь мя
пропищит котенок мяу

так вот же
бля

 

явление во сне св. христофора

(навеяно образом иконы «София Премудрость Слова Божия, Отечество и избранные святые»; вторая половина XVI века, Вологда)

а давайте напишем царю
про корыто про шито и крыто
а давайте раздуем зарю
чиркнем спичкой и вспыхнет корыто
полыхнет берендеева ярь
красен в спóлохах ликоикóнен
аз невидимо видимый царь
святомóлвлен коленопреклóнен
да с рублевых успенья икон
ясноóчит и замиротóчит
всех в наклон и последний поклон
европейский союз обесточит
и отчается англ и сакс
скотолóжит масонская ложа
аз отправит вершительный факс
шах и мат на шагреневой коже
всех сложив и помножив на ноль
перспектива полоскою узкой
чисто вó поле
голый король
переводит с латыни на русский

аз — старослав. — я; устар. написание слова «ас»
(один из высших богов германо-скандинавской мифологии)

яблочный сок

и врата захлопнулись (яблок с тех пор не ем)
и пошел он с ней (без ребра) создавать свóй эдемский сад
через много веков загорится звезда вифлеем
над землей где вышел у них нескончаемый ад

ты прости пепел в горсти и крести не крести
я гляжу окрест на всём твой окончательный крест
и куда теперь душу свою нести
коли из надежд высится черепов эверест

а кольнет в висок тоненький (чей?) голосок
заблестит слезинка а в ней фон триерова тоска
я ведь яблок не ем я пью свежевыжатый яблочный сок
…………………………………………….. доска
а в саду пáданцев много и я их с носка

***

а он всё кружит и кружит
каким мёдом намазано?
ведь все сказки рассказаны
все слова давно сказаны
и пыльца разлетелась прахом
и лепестки пожухли и опали
а он нарезает подбитым птахом
круги любви и печали
и по лугу несется шорох нехорошего слуха
это мол не шмель а большая осенняя муха
это мол не танец любви а предсмертная пляска
это значит не о чем говорить
досказана сказка
а он всё кружит и кружит
и лишь ему одному слышно
как под его крыльями пыльца вьюжит
и значит цветок распустился пышно

так бывает
в этом озябшем мире вдруг свет весенний
так бывает
старый седой шмель и цветок осенний

Конфуций

превращения мальчика в конфуция начинается с продажи алых парусов с ассоль изнасилованной от трусов резинка приспособлена для рогатки мальчик в женских колготках заправляет между ног причину и прочая чертовщина в школьной тетрадке с таблицей умножения на последней обложке конец 80-х по невскому выгуливают стройные ножки блядей для любителей протеина в сахарных трубочках превращение юноши в конфуция под теми юбочками под музыку «рояля» в контейнерах 90-х преподавать философию просто в городе где бухать выгодней чем пахать а бухающему не очень-то и надо жрать хавчик градус крадёт конфуций идёт слава тебе господи слава рулетка а теодицея такая хитрожопая конфетка без объяснения почему у младенца рак костей а бог для дорогих гостей совесть надо писать через дефис это линейно для каждого высокообразованного идиота пьянство тяжелый труд трезвость каторжная работа в холостую вертящихся шестеренок коллективного гопака превращение в конфуция 50-тилетнего мудака продолжается с каждым кубиком диклофенака в бедро вся полувековая мудрость выблевана в ведро и пивом полируя шило в коротком экстазе утренней затяжки ты смотришь на свои синюшные исколотые ляжки и блаженно принимаешь этой жизни остаток куций
Ты – Конфуций.

 

***

пóхотя
тиск группового азарта
нету воды
и воняет селёдкой
на подоконнике первая марта
пялится окнами в рваных колготках

водка?
ну – водка…
а шшто б вы хотели?
в красном вине вся вина нитрокраски
где под окном перепревшим капелью
хочется мальчикам месячной ласки