"Мост Вздохов"
Стихи

* * *

Где он оборвется, путь земной?..

Стыдно за пустые разговоры.

Господи, поговори со мной,

Может быть, меня не станет скоро.

Ни тоске не верь, ни куражу,

Это и не откровенье даже.

Просто,

      то, что я Тебе скажу,

Может быть, Тебе никто не скажет.

* * *

Спустя дунайской дельты рукава,

С пути сбиваясь, опустив слова,

Из всех привычных ритмов выпадая,

Я изменил фарватера зигзаг.

И отразилась вмиг в моих глазах

Серо-зелёная вода Дуная.

Моë зеленоглазое дитя,

Дунайской дельты рукава спустя

Меня опять одолевают страхи.

И снова — сам себе коварный враг —

Я путаюсь в потёртых рукавах

Печали. Как в смирительной рубахе.

Дунайской дельты рукава спустя

Мне кажется пожизненной статья,

Приговорившая меня к печали.

Моё желтоволосое дитя,

Мне так невыносимо без тебя,

Как будто впрямь в небытие отчалил.

В раю, где облака и камыши,

Снимает вдохновенье барыши.

Но мне не до тебя, Господне лоно.

Спустя дунайской дельты рукава

Всё жду: а вдруг появятся слова,

Чтоб прохрипеть тебе по телефону.

Туннель

Готовясь к жестокой ассирийской осаде, жители Иерусалима пробили туннель в скале, изменив русло ручья Гихон. "...А в день завершения туннеля каменотесы ударяли навстречу друг к другу, кирка против кирки. И потекла вода из источника на расстояние 1200 локтей, и 100 локтей была высота скалы над головами каменотесов".

    Надпись на стене туннеля (т.н. "силоамская надпись"), VIII в. до н. э.

В петле ассирийской орды,

Могучим соседом тесним,

Плотнее смыкает ряды

Отчаянный Йерусалим.

С какой не всмотрись стороны,

Чужие хоругви видны.

Мы долгу и Богу верны,

Но как воевать без воды?

В ответ на людскую хулу

Пророк расшифрует свой сон:

Пробейте туннель сквозь скалу,

Пусть русло изменит Гихон.

Народ устаёт от идей,

Но вещие сны не солгут.

Всего лишь две тыщи локтей,

И мы недоступны врагу.

Пока не ослабла рука,

Пока не запятнана цель,

Вгрызайся в породу, кирка,

Тянись через время, туннель.

Довольно бичей и оков,

Замолим чужие грехи,

Я слышу сквозь толщу веков

Биение встречной кирки.

Я помню, что жизнь коротка,

Я знаю, что годы — шрапнель.

Вгрызайся в породу, кирка,

Стремись через время, туннель.

Киннерет

В области верхнего до

                                     начала всего, перед

Временем, перед Светом, в мареве зыбком

Тивериадское море звалось Кинерет,

Что в переводе с иврита звучит, как скрипка.

Именно в этой области — "пó морю, аки пóсуху",

Аки смычком по струнам (трение — не взлечу!),

Ибо я здесь рождённый

                                   и в то же время посланный,

В каждой руке вместо посоха по солнечному лучу.

Знаю, в Твоих пространствах нету иного способа,

Встречный горячий ветер прядь уберёт со лба.

Пó морю, аки пó миру. Пó морю, аки пóсуху,

Если доверит Кинерет. И совпадёт судьба.

В области верхнего до 

                                     мне не хватает воздуха,

Как не хватает Слову нездешнего падежа.

Пó морю, аки пóсуху — это по струнам, Господи,

Это звучит Кинерет. Это парит душа.

* * *

 Слышите шум? — это снова шаманит зима,

Души, дома и деревья в одной круговерти.

Только хватило б дыхания выдохнуть: "Шма,

Шма, Исраэль!"^[1] —

и не страшно встречаться со смертью.

Птица не может взлететь и ложится плашмя,

Тело своё прижимает к спасительной тверди.

Только хватило б дыхания выдохнуть: "Шма,

Шма, Исраэль!" —

и не страшно встречаться со смертью.

Звёздные хлопья опять меня сводят с ума.

Белая мгла роковую окружность очертит.

Только хватило б дыхания выдохнуть: "Шма,

Шма, Исраэль!" —

и не страшно встречаться со смертью.

Знаю и сам, что душа перед Небом грешна,

Всё, что положено, мне по заслугам отмерьте.

Только хватило б дыхания выдохнуть: "Шма,

Шма, Исраэль!" —

и не страшно встречаться со смертью.

Мост Вздохов

Мост Вздохов. Всего несколько шагов из неописуемой роскоши Дворца Дожей в непроглядный мрак средневековой темницы под свинцовой крышей. Если повезёт, успеешь в последний раз увидеть в зарешеченных окнах море, солнце, небо. И вдохнуть. И вздохнуть. Потому — Мост Вздохов. Но это изнутри.

А снаружи, украшенный затейливой мраморной резьбой и ажурными решётками, изящный кошачий изгиб над узким каналом очень напоминает аристократические носилки.

Где этот уголок земли?

Какая за бортом эпоха?

Куда меня вы занесли,

Носилки времени — Мост Вздохов?

Приподнятая арки бровь,

Кирпичной башни мощь нагая...

Венеция, ты, как любовь,

Бег времени опровергаешь.

Нет, не любовь — венец любви...

Господь, наверное, печатал

Гравюры вечные твои,

Используя фольгу заката.

Побыть принцессой в царстве сна

Иль приобщиться к райским кущам —

Венеция, твоя цена:

Забыть о времени текущем,

Не помнить собственных примет.

(Твой мир — ажурных кружев мрамор.)

Не явлен даже силуэт.

Стократ ценней портрета рама.

И маска. Арлекин. Пьеро.

Описка. Кляксочка. Помарка.

Пух. Голубиное перо

На площади Святого Марка.

И жажду смертных никогда

Не потому ль не утоляла

Зеленоватая вода

Стекающего в Стикс канала.

Пойми, прости, родной Подол,

Ты родина моя и крест мой,

Но здесь мне чёрный лак гондол

Зияет, как рояль отверстый.

Мост Вздохов, уноси во тьму,

Мой век в твоих носилках дремлет.

Теперь я знаю, почему

Иосиф выбрал эту землю^[2].

Урий. Бессонная ночь

 ...Давид прогуливался по кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину. А женщина была очень красива... И сказали ему — это Вирсавия, жена Урия... И он спал с нею... И послал сказать: пришлите ко мне Урия... И расспросил его Давид о ходе войны... И вышел Урий из дома царского, а вслед за ним понесли царское кушанье... Но Урий спал у ворот... со всеми слугами, а не пошел в свой дом... И донесли Давиду... И сказал Урий Давиду: рабы господина моего пребывают в поле, а я пошел бы в свой дом есть, пить и спать с женою!.. Поутру Давид написал письмо и послал его с Урием... В письме он написал так: поставьте Урия там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтобы он был поражен и умер...

      Вторая книга царств. Глава 11

1

Сошла почти на нет вечерняя заря,

Кровав последний блик на золоте чертога,

Я понял с первых слов лукавого царя,

Которого любил и почитал, как Бога.

Царь думал: Урий глух. Царь думал: Урий слеп.

Царь думал: Урий прост, и жизнь его прекрасна.

Я не войду в свой дом. Я не вкушу свой хлеб.

Я больше не возьму жены на ложе страстном.

Да, он герой и царь, провидец и поэт,

Строитель и мудрец. Но ты ведь помнишь, Боже,

Что в жизни для меня страшнее пытки нет,

Чем знать, что кто-нибудь её коснулся кожи.

Пусть мне не пасть в бою.

                                  Пусть мне не быть в раю.

Пусть буду жалкий раб, а не отважный витязь,

Но, если выбирать, — я дам отсечь свою,

Чем на плече её чужую кисть увидеть.

Пусть я курчав, как негр. Пусть я упрям, как бык.

Пусть я зеленоглаз, как распоследний грешник.

Но светят только мне две серо-голубых

Звезды в сплошной ночи её волос кромешных.

Да, слишком часто меч сверкал в моей руке,

И часто разум я терял в бою от гнева,

Но я один плыву по голубой реке —

По жилке на груди её... любимой... левой...

Как сладко на войне мне снился этот дом —

Вот мы опять вдвоём... вот мы уже простились...

Сплю на сырой земле, обласканный царём,

Шпионы из дворца вовсю засуетились.

Нет, будь и впредь, мой царь, по-прежнему велик,

Спасибо за вино и щедрые награды,

Но лучше обойтись без вычурных интриг,

Мне станет смерть в бою действительно отрадой.

Сам выберу свой день. Сам изберу свой путь.

Сам в сече обрету себе врага по росту.

Когда в её глаза я не могу взглянуть,

Зачем мне видеть свет и утренние звёзды.