Научные школы в истории отечественной физики

Предисловие

Владимиру Павловичу Визгину – восемьдесят лет

Oт редакции журнала "Вопросы истории естествознания и техники",
редколлегии сборника "Исследования по истории физики и механики", коллег и друзей юбиляра

Нам очень приятно воспользоваться случаем и выразить свои поздравления нашему коллеге, наставнику и руководителю, замечательному историку физики и механики Владимиру Павловичу Визгину, которому 19 декабря 2016 г. исполняется 80 лет. Счастливые для истории науки обстоятельства привели Владимира Павловича в Институт истории естествознания и техники. Не будем повторять экспрессивный рассказ Владимира Павловича в известном издании «Я пришёл в ИИЕТ»[1].

Владимир Павлович Визгин

Как водится у одарённых натур всё, что казалось неудачей, оборачивалось везением. Он не попал в Институт ядерной физики, но стал классиком истории ядерного проекта СССР. Он не стал профессиональным математиком и матфизиком, но охватил в своей деятельности историю нескольких важнейших поворотных моментов в формировании современной теоретической и математической физики. Солидное образование (по физике в МЭИ и математическое на мехмате МГУ), необычайная работоспособность и недюжинные таланты сделали Владимира Павловича незаурядным специалистом по истории науки. Постепенно расширяя горизонты своих интересов, Владимир Павлович внёс заметный вклад в философию и социальную историю науки. В 1987 г. он стал заведующим Сектором истории физики и механики и оказался к тому же совершенно уникальным руководителем, который смог сделать из многих начинающих почти профессиональных историков. Работая с Владимиром Павловичем можно и в почтенном возрасте почувствовать себя студентом, опекаемым любимым профессором. Недаром он долгие годы преподавал историю и философию науки в МФТИ, руководит семинарами по Истории физики и Истории Атомного проекта, работает в Учёном совете ИИЕТ и в совете по защите диссертаций. В 2010 г. Владимира Павловича избрали членом-корреспондентом Международной академии истории науки. Его труды неоднократно переведены на иностранные языки. Он стал классиком истории физики во многих областях. Это – история попыток создать единую теорию поля, история релятивистских теорий, история Атомного проекта СССР, история научного сообщества отечественных физиков и др.[2].

Список трудов Владимира Павловича говорит сам за себя. См., например, в книге «Российские историки науки и техники. Сотрудники ИИЕТ РАН»[3]. Редакция журнала "Вопросы истории естествознания и техники" приветствует Вл.П. Визгина как одного из активнейших членов редколлегии ВИЕТ. Любимое детище Владимира Павловича – регулярное издание «Исследования по истории физики и механики», на страницах которого печатают результаты своих исследований и изысканий не только сотрудники ИИЕТ, но также историки физики и профессиональные физики, увлекающиеся историей науки, из Москвы, Казани и других городов, а также наши коллеги, работающие ныне за рубежом. Владимир Павлович неоднократно публиковался на страницах ведущего физического журнала «Успехи физических наук» со статьями по проблемам истории физики. Мы желаем юбиляру сохранить бодрость и здоровье и радовать нас новыми трудами и идеями.

М.С. Аксентьева, А.Г. Аллахвердян, А.В. Андреев, Ю.М. Батурин,
Д.А. Баюк, О.П. Ланфранко Беллони (Италия), О.П. Белозёров,
E.М. Беркович (Германия), Б.М. Болотовский, В.П. Борисов, Г.Л. Варденга,
Н.В. Вдовиченко, Ю.С. Владимиров, Г.Е. Горелик, Я.И. Грановский,
С.С. Демидов, И.С. Дровеников, Л.Н. Дроздова, Е.Л. Желтова,
 Е.А. Зайцев, К.В. Иванов, С.С. Илизаров, В.А. Ильин, М.И. Каганов,
А.В. Кессених, В.В. Кудрявцев, Г.Е. Куртик, И.О. Лютер, Г.Б. Малыкин,
Е.И. Погребысская, Р.Ф. Полищук, А.В. Постников, О.А. Соколова,
А.С. Сонин, В.В. Тёмный, К.А. Томилин, И.А. Тюлина,
Р.А. Фандо, С.Д. Хайтун, В.П. Чиненова и др.

***

 Научные школы в истории отечественной физики^*

«Школа – всякое

положение человека,

где он волей-неволей приобретает

находчивость, опытность и

знание».

В.Даль

Введение

Выражение «научная школа» привычно в трудах по науковедению и по истории науки и, обычно, употребляется без строгих науковедческих дефиниций[4]. Профессиональные науковеды научной школой (в дальнейшем также НШ) называют «сообщество неформально взаимодействующих ученых, сплоченных вокруг лидера, разделяющих его основные научные идеи и реализующих, обычно новаторскую, исследовательскую программу» [1.C.245].

Научно-школьный подход к истории науки заключается в том, чтобы эту историю представить в основном как процесс возникновения, развития и ветвления научных школ. Для истории советской физики он был кратко рассмотрен в [2]. При этом понятие науки расширяется таким образом, что в него включается и понятие научного сообщества. В результате, можно сказать, что наука – это система по производству не только научного знания (научных идей), но и творящих его людей [3.C.105].

Оправданность и эффективность НШ-подхода к истории отечественной физики ХХ в. связана со следующими обстоятельствами. Во-первых, в ХХ в. наука в значительной степени стала коллективным предприятием, а НШ оказалась одной из наиболее распространенных форм научного коллектива. Во-вторых, эта форма особенно характерна для советской науки, что подтверждается фактическим материалом по истории советской физики (школы А.Ф. Иоффе, Д.С. Рождественского, И.Е. Тамма, Н.Н. Боголюбова, А.А. Андронова и др.). В-третьих, НШ-подход позволяет включить в рассмотрение новые измерения науки и ее истории. Эта история становится не только историей развития идей, теорий экспериментальных достижений, но и историей научных коммуникаций, институтов, научно-образовательных систем и даже личностно-психологических и научно-биографических аспектов в их взаимосвязи.

В дальнейшем мы более подробно остановимся на этом, а также на наших предшественниках, различных аспектах (контекстах) понятия НШ, структурном разнообразии школ, их институциональном и образовательном аспектах, проблеме лидера и т.д., при этом фактический материал мы будем черпать из истории советской физики.

В заключение мы дадим графическое изображение динамики развития наиболее значительных отечественных физических школ ХХ в. 

О предшественниках, первопроходцах научно-школьного подхода

Не вдаваясь в дальнюю предысторию понятия «научная школа» (а она восходит не только к экспериментальным школам начала XIX в., например, химика Либиха, но и к античным пра-школам Платона и Аристотеля), начнем с резкого всплеска интереса к этому понятию с конца 1960-х – начала 1970-х годов, происшедшего, фактически, на наших глазах. В СССР, а конкретно именно в Институте истории естествознания и техники АН СССР, это произошло на стыке истории классической истории науки и науковедения. У истоков этого всплеска стояли Н.И. Родный, М.Г. Ярошевский и С.Р. Микулинский [3,4]. В 1977 г. под редакцией Микулинского и Ярошевского, а также коллег из ГДР Г. Кребера и Х. Штайнера вышел обширный сборник «Школы в науке» [4], к которому мы отсылаем всех, интересующихся проблемой научных школ. В те же годы, именно в 1972 г., в английском историко-химическом журнале «Ambix» появилась обстоятельная статья Дж. Моррелла об «исследовательских школах Либиха и Томаса Томсона» [5], которая впоследствии была очень высоко оценена специалистами [6,7]. Особенностью этой работы было то, что в ней появление первых научных школ было отнесено, по крайней мере, к началу XIX в., далее речь шла об экспериментальных школах в области химии (автор называл их «a laboratory-based research schools»), но при этом были отмечены некоторые важные общие черты НШ вообще.

Имеются веские основания считать, что этот интерес к феномену научных школ был тесно связан не только с подъемом науковедения, но и с интересом историков науки к появлению в конце 1950-х-1960-х гг. постпозивитистского направления в области философии науки (Т.Кун, М.Полани и др.), а также с поворотом историков науки к исследованию социальных факторов развития науки [6, 7].

Настоящим первопроходцем в изучении научных школ в области физики, и тем самым, в применении научно-школьного подхода к истории физики стал советский, позже украинский, историк физики Ю.А. Храмов. В 1979 г. вышел его препринт «Научные школы в физике» [8], выросший затем в монографию с тем же названием (1987) [9]. И хотя в явном виде «научно-школьный подход» у Храмова не фигурировал, уже к препринту 1979 г. была приложена схема «Эволюция первой физической школы Кундта», которая, по существу, была первым наброском развития отечественной физики как возникновения и последующего ветвления физических НШ от школ А. Кундта, П.Н. Лебедева, С.И. Вавилова, Л.И. Мандельштама, А.Ф. Иоффе до школ И.В. Курчатова, В.Л. Гинзбурга, А.М. Будкера и др. (всего на схеме было представлено 44 отечественных школы). В книгу 1987 г. вошел, к сожалению, только фрагмент этой схемы, представляющий эволюцию школы Лебедева [9.C.59]. В ней более или менее подробно были описаны восемь наиболее крупных отечественных НШ: Лебедева, Иоффе, Рождественского, Мандельштама, Вавилова, Ландау, Тамма и Курчатова.

В 1990-е годы появилось несколько важных работ, о которых имеет смысл сказать. Прежде всего, специальный выпуск историко-научного журнала «Osiris», посвященный изучению научных школ; его подзаголовок гласил: «Исследовательские школы: историческая переоценка», под редакцией видных американских историков науки Ф.Л. Холмса и Г. Джейсона [6]. В основном, этот труд относился к экспериментальным школам в области химии и отчасти физики в Германии, Британии и США. В частности, некоторые авторы обращали внимание на концепцию «неявного знания» М. Полани для более глубокого раскрытия образовательного аспекта научных школ. Обстоятельный аналитический обзор этой работы был опубликован в ВИЕТе в 1996г. [7].

В 1997 г. вышел специальный выпуск «Историко-математических исследований под редакцией С.С. Демидова и испанского историка математики М. Ормигона, посвященный научным школам в области математики [11]. В статье С.С. Демидова «История математики в России и СССР как история школ» предлагался научно-школьный подход к истории математики [11.C.9-21], хотя понятие «школы» у него рассматривалось в несколько расширительном плане, как это видно из аннотации: «…В работе обсуждаются – 1) особенности… Петербургской и двух Московских школ… - 2) феномен «Советской математической школы»…[11.C.128]. Заслуживает внимания схема российских и советских школ, связанных с именами выдающихся математиков (Чебышева, Егорова-Лузина и др.) и восходящих к Л. Эйлеру [Там же. C.20].

В середине 1990-х гг., благодаря письму академиков, прежде всего физиков В.Е. Фортова, А.В. Гапонова-Грехова, В.Е. Захарова и А.Ф. Андреева, Правительству, в соответствии с правительственным постановлением была принята программа поддержки ведущих научных школ России [12]. В 1996 г. было поддержано 596 научных школ, более четверти из них – это школы в области физики и астрономии. Это вызвало новую волну науковедческих и историко-научных работ по научным школам (см., например, [13]).

В начале 2000-х годов историки физики ИИЕТ РАН начали заниматься историей развития физики в СССР в 1950-1960-е годы, выдвинув на первый план изучение именно научного сообщества физиков [14]. В 2007 г. вышел 2-й выпуск «Научного сообщества физиков», в котором содержался первый набросок научно-школьного подхода к истории советской физики [15]. В этой статье была дана предварительная типология физических школ, выделено примерно 75 школ, восходящих к 4-5 школам-прародительницам (П.Н. Лебедева, А.Ф. Иоффе, Д.С. Рождественского, Л.И. Мандельштамма, С.И. Вавилова), а также приведен соответствующий предварительный набросок схемы генезиса физических НШ СССР, относящихся к 1950-1960-м гг. Мы также сформулировали ряд вопросов, которые так или иначе следует решать при изучении НШ и реализации НШ-подхода, которые мы затронем и в настоящей статье [15.C.64].

В 2013 году в рамках годичной конференции ИИЕТ РАН было продолжено обсуждение различных контекстов понятия научной школы и вопросов, возникающих при разработке НШ-подхода [2, 16]. Своеобразным продолжением первых двух выпусков «Научного сообщества физиков» [14, 15] стал сборник «К исследованию феномена советской физики 1950-1960-х гг.», в котором особое внимание было уделено междисциплинарным аспектам физики и затронут вопрос о междисциплинарных НШ [17].

 О различных контекстах НШ-подхода

Если научно-школьный подход претендует на достаточно полное описание отечественной физики, по крайней мере, в ХХ в., то НШ в данный период должны «разделить» между собой всю физику, или, соответствующий «структурный разрез» ее (выражение Я.Г.Дорфмана [18,19]. Эту сторону НШ-подхода мы называем контекстом «разделения научного труда» [16]. Естественно, что продуктивные и ярко выраженные школы могут охватывать не весь «структурный разрез» отечественной физики. К тому же не всякий научный коллектив образует школу. Так, значительную часть теоретической физики охватывают знаменитые школы Ландау, Тамма, Боголюбова и др. Мы можем также выделить целую серию школ, например, в области радиофизики [20]. Но насколько коллективы физиков, работавших в 1940-1950-х гг. в советском атомном проекте, можно рассматривать как научные школы, - вопрос, требующий специального изучения.

Следующий контекст достаточно очевиден. Это – детальное, по возможности изучение формирования, деятельности и достижений конкретных научных школ. Обсуждение истории и специфики условий и результатов функционирования каждой из научных школ и взаимодействия между ними есть как раз главное содержание реализации НШ-подхода. Это – предмет более обстоятельных исследований, каждому из которых может быть посвящена отдельная статья или даже монография. Таков собственно историко-научный контекст понятия НШ.

Понятие «научная школа» в России с некоторых пор (1995 г., см. прежде всего [12]) распространилось с историко-научных и науковедческих текстов на официальные документы («научно-политический» контекст). Наличие НШ было признано основанием для финансовой поддержки научных коллективов. В [12] принято следующее определение: «…ведущей научной школой Российской Федерации считается сложившийся коллектив исследователей различных возрастных групп и научной квалификации, связанных проведением исследований по общему научному направлению и объединенных совместной научной деятельностью. Указанный коллектив должен осуществлять подготовку научных кадров, иметь в своем составе руководителя, а также молодых (до 35 лет) исследователей» [12 ].

В дополнение можно также сослаться также на документы [21], в том числе более новые [22] и ряд других официальных материалов из Интернета, например с сайта grants.extech.ru.

Представляет некоторый интерес одна из недавних публикаций в Интернете [23], выпущенных под грифом Российского фонда гуманитарных научных исследований и Российского государственного гуманитарного университета, которая повторяет и, в то же время, пытается несколько варьировать привычное определение НШ:

«Научные школы – это не только и не столько административные, производственные образования на факультетах и в научных подразделениях. Научные школы – это неформальные коллективы. Являясь ядром научного сообщества, они играют особую роль в формировании гражданского общества. Если формальная трудовая принадлежность к научному сообществу не столь значима для гражданского общества, то научная школа является существенным элементом гражданского общества» [23] (здесь везде курсив автора цитируемой статьи). Обращает внимание, с одной стороны, сугубо прагматичное и несколько наивное название цитированной выше публикации. («Научные школы – эффективный путь проведения диссертационного исследования»), но с другой стороны, подчёркнутое отнесение научной школы к опорным элементам общества в целом, что не лишено резона. В качестве примеров НШ, сыгравших важную роль в отечественной истории, автор цитированной статьи приводит именно НШ в области физики: «Мировое звучание имели научные школы А. Ф. Иоффе, Л. Д. Ландау, П. Л. Капицы и многих, многих других российских ученых светил. Они обеспечили подъем, славу и мировой уровень отечественной науки».

 Здесь возникает ещё один – «пропагандистский контекст». В данном случае автора цитируемого материала совершенно не занимают разительные различия в научном и институциональном статусе хотя бы трёх названных предполагаемых школ (см. об этих различиях ниже). Он обращает внимание на «мировое звучание» школ. Отметим две сквозные идеи этой статьи. Это уже упомянутый императив обязательной принадлежности успешного (признанного) исследователя к известной (признанной) научной школе и роль выдающихся научных школ в прославлении и подъёме национальной науки и, соответственно, национального самосознания. Подражая Ю.И. Визбору можно сказать: «Зато у нас есть, кем гордиться: Иоффе, Ландау, Капица». Факт возникновения и функционирования в некоем социуме успешных и даже выдающихся учёных и основанных ими признанных в мире научных школ (систем и отдельных НИИ, лабораторий и других подразделений) очень важен. Важен для политиков и пропагандистов общественного строя, национальной идеи, политических институтов, но прежде всего для практического развития культуры, экономики и обороноспособности страны.

Многомерность понятия научной школы и научно-школьного подхода

Задача-минимум изучения развития той или иной науки в стране состоит в описании научных достижений и национального вклада в мировую науку. Следующие приближения в этом изучении связаны с описанием научных центров, где были получены эти достижения, национальной системой научного образования, наконец, с выдающимися учеными, вокруг которых концентрируются группы исследователей. Все эти измерения научной деятельности фокусируются в понятии научной школы и, притом, таким образом, что выявляются нетривиальные особенности их взаимодействия.

Доминирующим является научно-содержательное измерение, связанное с получением собственно научных результатов, научного знания, с решением научных проблем, открытием новых явлений и их объяснением, и тем самым, с построением научных теорий. Эта сторона НШ отражена в самом их названии, т.е. речь идет о школах, в первую очередь научных, точнее научно-исследовательских или просто – исследовательских.

Но наука, в ХХ в. особенно, - дело коллективное и комплексное. Для получения научного знания создаются исследовательские лаборатории, научные центры и институты. Научные школы, нацеленные на производство научного знания, обычно оказываются связанными с этими институциями. Это можно назвать институциональным (или научно-организационным) измерением.

НШ – это, прежде всего, школы, где исследователи «приобретают находчивость, опытность и знание» (см. эпиграф). Так возникает научно-образовательное измерение, в рамках которого формируется кадровый состав научных школ. НШ, в нашем понимании, как правило, связаны с наличием лидера и не слишком большой группы учеников-сотрудников (примерно от одного до нескольких десятков). Взаимодействие лидера со «школьниками», их согласованная работа и т.п. относятся к личностно-психологическому измерению, включающему в себя и биографический (или научно-биографический) аспект.

Пока ограничимся этими измерениями, хотя НШ взаимодействуют (конкурируют или сотрудничают), вступают во взаимоотношения с властными структурами, обществом и т.д. Так, можно говорить о научно-коммуникативном, научно-политическом и социокультурном измерениях.

 Понятие научной школы – это идеализация

Прежде чем обратиться к несколько более подробному и конкретному рассмотрению «школьных измерений», подчеркнем одну, в общем-то, очевидную особенность понятия НШ. Это понятие, включающее лидера, «школьников», исследовательскую программу и т.д., - конечно же, идеализация, модель, идеализация науковедческая, историко-научная.

Так, в истории гравитационной физики в СССР можно выделить шесть наиболее значительных НШ, связанных с именами В.А.Фока, Д.Д.Иваненко, А.З.Петрова, Л.Д.Ландау, И.Е.Тамма и Я.Б.Зельдовича. Все эти школы настолько различны, что, иногда кажется, что некоторые из них далеки от этого понятия, другие близки, но, в сущности только одна из них является действительно удовлетворяющей всем критериям НШ [24]. Это – школа Зельдовича, которая в 1960-1980-е годы была ведущей в мировой релятивистской астрофизике и космологии (и тем самым в гравитационной физике).

Остальные школы с трудом согласуются со школьными критериями. В.А. Фок был выдающимся гравитационистом, но учеников было немного и достижения последних были не столь значительны; к тому же Фок не был по своему характеру, темпераменту учителем. О школе Д.Д.Иваненко один из его учеников, Г.А.Сарданашвили, говорил, что «он…не создал в обычном понимании научной школы» [25.C.22], но проблематика, которая его интересовала (трудности и обобщения общей теории относительности и т.п.), «объединяла десятки гравитационистов из разных городов страны, так что можно говорить о своеобразной научной школе Иваненко, центром которой (информационным и даже образовательным) был его научный семинар» [Там же. С.150].

Выдающаяся школа Ландау была общетеоретической и в целом образцовой, но в ней был небольшой гравитационный сектор, фактически гравитационная подшкола, которую возглавляли Е.М. Лифшиц и И.М. Халатников, и которая получила замечательные результаты в области космологии.

В другой замечательной общетеоретической школе И.Е. Тамма было три выдающихся теоретика (В.Л. Гинзбург, М.А. Марков и А.Д. Сахаров), которые внесли значительный вклад в гравитационную науку, особенно в релятивистскую астрофизику и космологию. Если первые два имели небольшие группы учеников, то Сахаров работал индивидуально. В итоге можно сказать, что в общетеоретической школе Тамма было две небольших, но эффективных гравитационных подшколы и одна очень крупная, но достаточно изолированная фигура.

Тем не менее, при столь большом разбросе в структуре многих эффективных (а иногда и не столь эффективных) научных коллективов, большинство из них так или иначе соответствуют понятию НШ. История отечественной физики с 1920-1930-х гг. до настоящего времени (и уж во всяком случае, до 1980-х гг.) свидетельствует об укоренённости модели НШ в реальности. Ниже мы будем неоднократно сталкиваться с большим разнообразием устройства и функционирования научных коллективов, которые мы именуем научными школами.

 Научно-образовательное измерение: формирование  кадрового состава научных школ

 Всякая профессиональная школа имеет своей основой освоение уже известных методов и приёмов. В этом смысле физическая научная школа начинается с изучения теории и техники эксперимента, уже известных из литературы и личного опыта преподавателей. Однако собственно целью зрелой научной школы является создание нового научного знания и новых экспериментальных и теоретических методов, а также подготовка исследователей, способных заниматься этим нелёгким делом. Можно сказать, что научная школа начинается с учебных программ и процесса обучения неофитов, что в наиболее явном виде составляет задачу высших учебных заведений и аспирантуры. В этом «измерении» зрелая научная школа характеризуется наличием базовых кафедр в ВУЗах, учебников, задачников, практикумов, программ обучения и присутствием в ней опытных преподавателей. Характерным отличием НШ от других профессиональных школ служит характер учебно-воспитательного процесса, с самого начала предлагающего обучаемому не столько готовые рецепты и стандартные приёмы, сколько сначала имитацию, а вскоре и подлинную реализацию исследовательских задач. Заметим в скобках, что такие «новации», как тестовый контроль учащихся, заменяющий живое общение опытного исследователя с учащимся, и не предусматривающий участия последнего в конкретной работе отнюдь не способствуют воспитанию исследователей и возникновению новых научных школ.

Примером обеспечения базы НШ служит «супершкола» А. Ф. Иоффе - колыбель значительной части советской физики. Для обеспечения ЛФТИ и своей школы квалифицированными кадрами Иоффе при Петроградском Политехническом институте создал (в 1919 г.) физико-механический факультет, к преподаванию в котором были привлечены квалифицированные специалисты, в первую очередь сотрудники ЛФТИ Я.И. Френкель, Н.Н. Семенов, П.Л. Капица, А.А. Чернышев, Д.В. Скобельцын, Д.А. Рожанский и др., а также такие замечательные математики и механики, как А.Н. Крылов, А.А. Фридман, И.В. Мещерский и др. С 1922 г. выпускникам Физмеха присваивалось звание «инженер-физик». После окончания ЛПИ они работали не только в ЛФТИ, но и в других физических и технических институтах. За первые 20 лет своего существования Физмех выпустил 1152 специалиста, среди которых были ставшие впоследствии академиками В.Н. Кондратьев, Ю.Б. Харитон, Г.В. Курдюмов, А.И. Лейпунский (акад. АН УССР), А.И. Шальников, Б.П. Константинов, М.А. Садовский, И.К. Кикоин, А.И. Алиханов и многие другие замечательные физики.

Созревание опытного исследователя, подлинного участника НШ, продолжается после завершения базового образования и далее в творческом общении между коллегами на научных семинарах и конференциях и т.п.

Очевидно, что хорошей базой для НШ может послужить кафедра высшего учебного заведения (исследовательского университета) или при некоторых условиях лаборатория исследовательского или проектного института. Правда, во многих случаях эта база неполноценна по причине недостаточного обеспечения приборной техникой и кадрами. С кафедр студенты и аспиранты волей-неволей уходят, а для лабораторий НИИ, кроме трудностей с приборами, имеются кадровые проблемы, и мечта о регулярном пополнении их талантливыми сотрудниками далеко не всегда реализуется (штатное расписание обычно жёстко ограничено). Это приводит к тому, что не на каждой кафедре и не в каждой лаборатории в НИИ могут возникнуть полноценные школы, но и эти небольшие коллективы школьного типа нередко вносят свой вклад в науку, осваивая новые направления, возникшие и развитые на базе других, в том числе и зарубежных исследовательских центров. Их ценность, например, может быть в том, что они воспитывают кадры для определённых направлений, важных для отечественной науки, не получивших достаточной финансовой и материальной поддержки. Такие «школки» или «квазишколы» нередко объединяются с более мощными НШ в рамках общегородских семинаров, симпозиумов, научных конференций и так называемых «Школ» (совпадение терминов не случайно, хотя и не всегда оправдано). Это явление было очень распространено в 1950-1980-е гг. Назовем, например, зимнюю школу теоретиков на Урале в Коуровке, Всесоюзную школу по магнитному резонансу, Всесоюзную школу по голографии и т.п. По регламенту Президиума АН СССР [14. С. 68 – 70] так называемая Школа как мероприятие отличалась от конференции большим сроком работы (до 14 дней) и включала большое (до 150 – 200) число участников.

Подобные Школы имели достаточно широкую повестку дня, не отличались единством научного стиля, не все их организаторы были научными лидерами в своей области, но скорее вдохновителями и организаторами исследований в смежных направлениях. На таких мероприятиях можно было встретиться с представителями крупнейших и авторитетных НШ и приобщиться к их научному стилю и опыту. Здесь можно было найти консультанта, доложить новые результаты, выслушать критику, получить известную научную и организационную поддержку (например, договориться о доступе к уникальной аппаратуре, вычислительной технике, наметить командировку, стажировку, совместное исследование и т. п.). Таким образом, создавалась дополнительная почва для возникновения особого рода НШ, так называемых «невидимых колледжей», как межведомственных, так (на международных конференциях) и межгосударственных. О формировании такого «невидимого колледжа» по теории магнитного резонанса в конденсированных спиновых системах – см. [14. С. 303 – 385]. Часто на общих симпозиумах, семинарах, конференциях и Школах имела место своеобразная «вербовка» сильными школами новых участников из числа участников «мини-школ» в свои аспиранты или сотрудники.

Научно-организационное измерение: институциональные базы научных школ различного типа

Неразрывная связь теории и эксперимента в физике требует для функционирования школы полноценной институциональной базы, включающей и экспериментальную (может быть также и специфическую инструментальную) базу, и теоретическую (может быть и специфическую вычислительную) базу. Именно поэтому целый ряд выдающихся научных школ в различных областях физики или междисциплинарных школ с участием выдающихся физиков возникал на базе крупных академических институтов, в 1930-е гг. также наркомтяжпромовских, а после войны «средмашевских» и подобных им промышленных институтов. Базой многих школ послужили ленинградский Физико-технический институт (ЛФТИ) и харьковский Физтех (УФТИ), Физический институт АН СССР (ФИАН), Институт физических проблем АН СССР (ИФП), позднее Институт общей физики АН СССР (ИОФАН)) и некоторые другие. Крупные физические НШ возникли при Институте атомной энергии им. И.В.Курчатова (ИАЭ), Институте теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ), Объединённом институте ядерных исследований в Дубне (ОИЯИ), ряде «закрытых» центров, возникших в рамках советского атомного проекта. Среди организаций образовательного профиля, служащих базой серьёзных физических НШ, физический факультет МГУ, Научно-исследовательский институт ядерной физики при том же физфаке МГУ (НИИЯФ). Крупные физические школы возникли и при физфаках Петербургского, Новосибирского, Нижегородского и других университетов. В последнее время некоторые ВУЗы (университеты) преобразуются в так называемые национальные исследовательские университеты (НИУ) [26]. Подобные НИУ официально созданы в Москве (по физике в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ)), а также в Казани, Ростове–на–Дону, Красноярске, Владивостоке и др. Другие образовательные учреждения работают по принципу опоры на академические или промышленные НИИ. Такой принцип положен в основу работы Московского физико-технического института (МФТИ), где базовое образование возложено на кафедры образовательного учреждения, а вхождение в практику исследовательской работы на определённые НИИ. Впрочем, и при МФТИ в 2014 г. создан так называемый Междисциплинарный центр фундаментальных исследований (МЦФИ).

Каждое из упомянутых учреждений обычно служит базой для нескольких (иногда многих) школ разного масштаба и направленности. Для этого желательно выполнение следующих условий:

а) удовлетворительное обеспечение измерительной техникой; б) достаточная обеспеченность этой техники расходными материалами и технически грамотным персоналом; в) наличием квалифицированных и талантливых теоретиков и вычислительно-аналитической техники; г) приток новых кадров, то есть связь с образовательными учреждениями или принадлежность к образовательным центрам, которая уже обсуждалась выше; д) наличие одного или нескольких лидеров, выдвигающих, совершенствующих и контролирующих программу НШ; е) обеспеченность системными связями с вспомогательными или родственными учреждениями, где можно получить необходимые консультации или экспертизы.

Большинство успешных экспериментальных научных школ опирается на базу хорошо оснащённых приборами институтов и факультетов лучших университетов. Безусловно, в таких условиях вырастают и профессиональные опытные экспериментаторы.

Что касается экспериментальных подразделений с недостаточным приборным обеспечением, то к их услугам (по крайней мере, теоретически) есть с 1990-х гг. Центры коллективного пользования приборами (ЦКП), действующие на полукоммерческой основе, которые также обеспечивают работу экспериментальных НШ, в особенности междисциплинарных или нуждающихся в применении физических методов исследования. Такие ЦКП иногда могут оказаться институциональной базой некоторых инструментальных НШ.

 Во времена подъёма отечественной физики в 1950-1970-е гг., ЦКП официально не функционировали, зато была прямая государственная поддержка некоторых важных предприятий и институтов, действовали просто неформальные и деловые связи и сотрудничество «по интересам» с теоретиками и «хозяевами» нужных приборов и ЭВМ. Практиковались и профильные договорные работы, которые восполняли недостаток кадров и оборудования. 

Частично автономное техническое обеспечение экспериментальных научных лабораторий (и, соответственно, экспериментальных НШ) обязательно, хотя, в принципе значительная часть такого обеспечения на коммерческой или полукоммерческой основе может быть возложена на фирмы производители оборудования и централизованные станции снабжения расходными материалами, механические и электромеханические производства. Например, жидкий азот и жидкий гелий можно закупать на соответствующих центрах ожижения. В 1950 – 1960 гг. такой возможности в СССР, правда, ещё не было, но усилия к её созданию уже прилагались. Научные учреждения и ВУЗы обычно вынуждены были иметь свои электромеханические мастерские, иногда (как на физфаке МГУ) имелась даже своя аккумуляторная станция для получения постоянного тока, а ожижение гелия производилось лишь в считанном числе институтов. В тех институтах, где объем создания новых экспериментальных установок был особенно велик, создавались конструкторские бюро (КБ) и опытные производства. В лабораториях и КБ создавали опытные образцы техники и в том числе приборов, растили кристаллы, очищали полупроводники и т.д. Крупные оборонные научно-технические центры вообще имели статус КБ при опытных заводах. В качестве курьёза можно вспомнить, что в те годы ещё были живы кое-где сторонники того взгляда, что исследователь-экспериментатор может достичь выдающегося результата только на оригинальной (сделанной «своими руками») установке. Впрочем, опыт нашего Атомного проекта и знакомство с практикой наших зарубежных коллег быстро покончили с этой иллюзией, в следующих поколениях она уже не возродилась. Однако в связи с эмбарго стран НАТО и Японии на современное оборудование ещё несколько десятков лет то там, то тут в наших институтах встречались энтузиасты, разрабатывавшие и осваивавшие новые научные направления на самодельных установках. Эмбарго, конечно, по мере возможности нарушалось (тут был и коммерческий интерес зарубежных поставщиков) и опыт, приобретенный на весьма несовершенных «самоделках» помогал нашим исследователям впоследствии получать более уверенные результаты уже на продвинутых промышленных образцах аппаратуры. А некоторые «тяжёлые» установки (ускорители, ядерные реакторы, сверхмощные лазеры, отчасти ЭВМ) и некоторые лабораторные установки создавались в СССР промышленным или полупромышленным способом. Способствовали развитию многих теоретически-экспериментальных направлений (например, создание мазеров и развитие и применение лазерной техники) так называемые проблемные лаборатории, создававшиеся в высших учебных заведениях и академических институтах, получавшие соответственную финансовую и материальную поддержку.

Что касается научно-организационных аспектов теоретических школ, то, помимо нескольких выдающихся общетеоретических НШ такого рода (школ Ландау, Тамма, Боголюбова и др.), которые, впрочем, были связаны с ИФП, ФИАНом, ОИЯИ и др. институтами, менее крупные школы теоретиков находились в тесном контакте с экспериментаторами, образуя нередко смешанные, теоретико-экспериментальные, школы. В сущности, казанская школа радиоспектроскопии, некоторые школы ОИЯИ (например, нейтронной физики и др.) возглавлялись теоретиками (среди них С.А. Альтшулер, Д.И. Блохинцев, Ф.Л. Шапиро и др.).

Помимо дисциплинарной идентификации школ (экспериментальная, теоретическая, смешанная и т.д.) можно говорить и о проблемных НШ, которые формируются для решения крупных комплексных проблем. Появление таких школ и даже постепенное вытеснение ими школ дисциплинарного типа было отмечено как специфическая черта развития физики во 2-й половине ХХ в. [4.C.275-285]. Кстати говоря, такие школы чаще всего являются смешанными и даже междисциплинарными, как, например, проблемные НШ, возникшие в рамках советского атомного проекта.

На стыке научно-содержательного и личностно-психологического измерений

Научно-содержательное (или, как его иногда называют, когнитивное) измерение является доминирующим. Оно включает в себе тематику исследований, научную проблематику, исследовательскую программу. Личностно-психологическое измерение характеризует структуру школы, включающую лидера, «школьников», их взаимоотношения, стиль и человеческую атмосферу в школе.

На примере гравитационных школ мы видели, что здесь возможны самые разные варианты соотношения этих аспектов. Рассмотрим в некотором смысле два крайних случая: НШ без единого лидера и НШ, в которых лидер настолько доминирует, что можно говорить о таких вырожденных школах, где лидер есть, а собственно школы нет или почти нет.

 Случай школы без единого лидера

Речь идет, например, о НШ в области теории строения атомного ядра в НИИЯФ МГУ [27]. Изучение работ в этой области в НИИЯФ показало, что в 1950-1970-х гг. там, а также в Отделении ядерной физики физфака МГУ МГУ (ОЯФ) сложилось несколько групп исследователей в области теории атомного ядра. В основу исследовательских программ некоторых из этих групп среди прочего была положена оболочечная модель ядра. Ими учитывалась и разрабатывалась теория нуклон-нуклонных взаимодействий и образования нуклонных ассоциаций (нуклонных кластеров). Несомненна роль Ю.М. Широкова и отчасти Д.И. Блохинцева и А.С. Давыдова в формировании этого научного направления, хотя по формальным науковедческим канонам они не могут быть названы руководителями и основателями данной (назовём её так) НШ. Эта школа развивалась в дальнейшем на основе моделей, учитывающих возбуждённые состояния ядер и нуклонные ассоциации с постепенным освоением и внедрением новейших представлений стандартной модели и квантовой хромодинамики, а также с распространением методов, развитых в теории ядра, на теорию гиперядер и взаимодействия ядер с мезонами. Теоретические подходы, развитые для ядер, оказались эффективными и для решения некоторых задач в теории сложных атомов и металлов. Ведущими представителями условно выделенной нами теоретической школы стали профессора В.В. Балашов и В.Г. Неудачин, Ю.Ф. Смирнов и Н.П. Юдин, а впоследствии Н.М. Кабачник, Г.Я. Коренман, В.И. Кукулин, И.Т. Обуховский, Ю.М. Чувильский, Р.А. Эрамжян, и другие.

Мы обратили внимание на следующее обстоятельство, обеспечившее функционирование этой школы: явное притяжение новых и новых молодых и даже сравнительно зрелых специалистов в орбиту, во-первых, актуального и интересного предмета исследований и, во-вторых, замечательного коллектива незаурядных исследователей. Но это пополнение в условиях, когда отсутствовал единый авторитетный лидер, могло происходить, только в условиях мощного и передового научно-образовательного центра. Некоторые весьма успешные исследователи пришли в эту школу из других ВУЗов, В.И. Кукулин из МИФИ, а И.Т. Обуховский из МЭИ (он затем закончил аспирантуру физфака). Непосредственное сотрудничество с экспериментаторами поддерживало творческий потенциал теоретиков.

 Успеху школы содействовали её широкие научные связи со специалистами по ядерной физике из других институтов (вопреки возникавшим иногда разногласиям с его отдельными авторитетами), а также с зарубежными исследователями (О. Бор, Б.Р. Моттельсон, Дж. Браун, а также непосредственным сотрудничеством с М. Даносом, А. Фесслером и др.). Отметим значительное число выросших в школе высококвалифицированных кадров (до двух десятков докторов наук), большое число публикаций и ещё более значительное число цитирований работ представителей этой школы в международных научных журналах (исчисляется несколькими тысячами).

Отметим, что формирование и деятельность НШ на высококачественной институциональной базе с достаточно развитой инфраструктурой (прежде всего по подготовке кадров) может происходить и в отсутствии какого-то единого лидера, но обязательно с участием значительного числа быстро растущих специалистов соответствующего профиля. В этом случае научные школы как бы кристаллизуются из обогащаемого новыми идеями субстрата. Этап «синтеза» такого субстрата научных школ предшествует этапу их «кристаллизации» и эти два этапа могут осуществляться под руководством различных (вообще говоря) групп лидеров. Отсюда (на примере научных школ НИИЯФ – ОЯФ) возникает представление о формировании того, что в будущем может быть названо НШ, в несколько этапов. Сначала происходит организация широкой институциональной базы будущих НШ (то есть решение не только научной, но и организационной проблемы) в нашем случае под эгидой С.И. Вавилова, Д.В. Скобельцына и др. Затем следуют укрепление и развитие заложенной институциональной базы. Это произошло при участии Д.И. Блохинцева и других корифеев НИИЯФ и физфака МГУ. Затем следовало формирование основных научных направлений будущих НШ (в нашем случае - под руководством и при участии Ю.М. Широкова, а затем В.Г. Неудачина, В.В. Балашова и др.). Наконец, осуществилось укрепление, формирование и развитие коллективов, которые можно в принципе считать новыми НШ, что сопровождается появлением целой плеяды ярких творческих личностей успешных исследователей и педагогов, расширением и изменением тематики и методики преподавания и исследований. Рост подобных научных групп, коллективов, если угодно научных школ происходил и на других направлениях исследований НИИЯФ.

 Лидеры без школ или почти без школ

Другой крайний случай – это, когда выдающиеся ученые, фактически, лидеры отечественной науки, работают индивидуально и либо вообще не имеют учеников, либо учеников сравнительно немного, и они не охвачены единой исследовательской программой. Наши исследования в области гравитации, теоретической астрофизики и космологии дают такого рода примеры [24].

Так, результаты Е.М.Лифшица и И.М.Халатникова, крупнейших представителей школы Ландау в области релятивистской космологиии в 1940-1960-е гг. были весьма значительными. В разное время с ними работали еще 1-2 ученика. Таким образом, более или менее заметной гравитационной подшколы здесь не возникло. Один из выдающихся выходцев из школы И.Е.Тамма и теоретиков термоядерного проекта А.Д.Сахаров внес в 1960-1980-е гг. также крупный вклад в теорию тяготения и релятивистскую космологию, но учеников у него не было, не говоря уже о школе. При этом он находился в контакте с Зельдовичем и его школой, коллегами из школ Тамма и Ландау.

Еще одним «индивидуалистом» чуть ли не во всех областях фундаментальной теоретической физики был В.А.Фок (квантовая механика многоэлектронных атомов, основания и интерпретация квантовой механики, квантовая электродинамика, теория гравитации), признанный классик отечественной физики. Написанные им монографии и учебники вошли в золотой фонд учебной литературы в области теоретической физики и сыграли большую роль в подготовке физиков-теоретиков. Но крупной теоретической школы он не создал. Особенно в области квантовой физики. Что касается гравитации, то все-таки с некоторыми оговорками можно говорить о небольшой гравитационной школе (5-7 теоретиков), занимавшейся в основном проблемой уравнений движения в общей теории относительности и отчасти основаниями этой теории.

Весьма известным и авторитетным теоретиком был Я.И.Френкель. С 1921 года и до конца своей жизни Френкель работал в Ленинградском физико-техническом институте, то есть принадлежал смолоду к школе А.Ф. Иоффе. Начиная с 1922 года, Френкель публиковал буквально каждый год новую книгу. Он стал автором первого курса теоретической физики СССР. Многие студенты в СССР и за рубежом изучали физику по этому курсу. Френкель ввёл понятия дефектов кристаллической решётки и экситонов и др. Но научной школы он не создал.

Нетривиален пример одного из талантливейших учеников Л.Д. Ландау А.С. Компанейца. После завершения своего весьма плодотворного участия в Атомном проекте с 1958 г. Компанеец возглавил в Институте химической физики АН СССР Отдел теоретической физики. Один из молодых тогда сотрудников этого Отдела О.А. Ольхов вспоминает: «… я пришел из МИФИ к Компанейцу в теоротдел. Ну, вы знаете, что все научные коллективы делятся на два типа: типа фермы и типа зоопарка. Типа фермы, это когда научный руководитель – он как бы заряжает всех какой-то центральной идеей или двумя центральными идеями, опекает всех, и школа растет. Это, скажем, школа А.Н. Ахиезера на Украине. А другой – это типа зоопарка, когда руководитель дает каждому возможность заниматься чем угодно и вообще мало обращает на них внимания, он их обучает, консультирует. У Компанейца, это точно, был зоопарк. Каждой твари по паре, было восемь человек…» [14.C.320]. Вывод из воспоминаний Ольхова простой, Компанеец на данном этапе не интересовался и не занимался организационными проблемами и детальной работой с людьми.

 От школ к супершколам и институтам

Нередко научная школа (с лидером и программой) приобретает непосредственный институциональный статус, перерастая в отдел, сектор или лабораторию научного учреждения, а иногда и в целые исследовательские институты. Лидеры школ при этом становятся и административными руководящими фигурами. Иначе говоря, школа «формализуется». Так обстояло дело, например, с научными школами А.М. Прохорова и Н.Г. Басова, а также Р.В. Хохлова - С.А. Ахманова.

Отвечая на вопросы по своему докладу «Научная школа академика А.М. Прохорова» на семинаре ИИЕТ РАН зав. отделом ИОФАНа им. А.М. Прохорова В.В. Аполлонов отнёс к «научной школе» Прохорова и отдел крупного химика и специалиста по выращиванию монокристаллов В.В. Осико [28]. Докладчик также посчитал, что и такие самобытные исследователи, как В.Г. Веселаго (развивающий не принадлежащее к собственно квантовой оптике и квантовой электронике направление волновых явлений в средах с отрицательным коэффициентом преломления), принадлежат к школе Прохорова, поскольку учились и работали под его руководством. Выше сказанное указывает на существование большой институционально оформленной исследовательской команды, созданной в ФИАНе Прохоровым и соединяющей основную и вспомогательные научные группы (лаборатория, отдел, затем институт ИОФАН). Тем не менее, это не отменяет существования научной школы Прохорова и подобных ей по способу образования и функционирования школ Н.Г. Басова, Р.В. Хохлова и С.А. Ахманова и др.

В результате мы находим один за другим примеры, когда «полный набор» отличительных признаков НШ отнюдь не присущ рассматриваемой научной школе (имея, в частности, в виду предполагаемое отсутствие у НШ формального статуса).

В этой связи мы хотели бы ещё раз обратить внимание на исторически значимые отечественные школы А.Ф. Иоффе и С.И. Вавилова. Школа Иоффе по праву именуется «супершколой», поскольку из неё вышло много различных направлений физики (физика диэлектриков, физика полупроводников, атомная и ядерная физика, химическая физика и т. д.). По нашему мнению, это так, прежде всего, потому, что Иоффе со своей командой занимался созданием инфраструктуры отечественной физики, опирающейся на фундаментальные исследования и поддерживающей своими прикладными исследованиями отечественную промышленность. Именно школа Иоффе выступала за создание в СССР ряда физико-технических институтов (ФТИ) и направляла в эти институты своих лучших представителей. Таковыми были харьковский УФТИ, свердловский УрФТИ, днепропетровский ФТИ, СФТИ в Томске, первый в мире Институт химической физики, Электрофизический, Агрофизический институты в Ленинграде и др. «Школьники» Иоффе составили и ядро знаменитой «Лаборатории №2» (впоследствии Института атомной энергии), ставшей, в свою очередь, колыбелью советского атомного проекта.

По мнению Я.Г. Дорфмана Иоффе и его школа занимались организацией советской физики [18. С.304]. Таким образом, НШ Иоффе являлась сначала обычной НШ, прежде всего в области физики твердого тела, но затем превратилась в проблемную «супершколу», решающей проблему поддержки физической наукой индустриализации страны, созданием системы ФТИ. Собственные исследования Иоффе впоследствии сместились в область физики полупроводников, где он создал крупную научную школу.

С 1930-х гг. встала задача воссоздания центрального столичного кластера физической науки в Москве. Значительный вклад в решение этой задачи внес С.И. Вавилов и его научная школа. Можно сказать, что Вавилов также создал и возглавлял две научных школы: оптическую в области люминесценции и научно-организационную супершколу по созданию Физического института АН СССР и укреплению Физфака МГУ (прежде всего созданию ОЯФ и НИИЯФ).

Отечественные научные школы физики в 1950-1960-е гг. и их истоки

Итогом этого раздела должно стать схематическое изображение примерно полусотни советских НШ в области физики с 1920-х до начала 1970-х гг. Прежде чем перейти к описанию этой схемы сделаем несколько дополнительных замечаний, касающихся типологии школ, а также критериев эффективности НШ.

 О школах на Западе и в СССР

Научные школы в физике и химии появляются впервые в Европе в связи с формированием этих наук как дисциплин и появлением исследовательских лабораторий. Мы уже упоминали школу Либиха. Можно вспомнить о немецких физических школах Ф. Кольрауша, А. Кундта, Ф. Брауна, К. Рентгена, о знаменитых школах Э. Резерфорда и Н. Бора. Лидеры отечественных школ-прародительниц, к которым можно отнести и первую российскую физическую школу – П.Н.Лебедева, были выходцами из названных западных НШ. Лебедев – из школы Кундта, Иоффе – из школы Рентгена, Мандельштам и Папалекси – из школы Брауна, Ландау считал себя учеником Бора, а основатель Института физических проблем АН СССР (который, впрочем, избегал научно-школьной терминологии) считал себя учеником Резерфорда.

Вместе с тем, если в СССР и в послевоенные годы научные школы стали преобладающей формой самоорганизации исследователей, в западной физике они во многом утратили свое значение. Известный специалист в области теории гравитации, высоко оценивающий советские гравитационные и вообще теоретические школы (прежде всего, школы Зельдовича, Ландау, Тамма) интерпретирует эту ситуацию так: «Практически никому в Британии и в Америке не разрешают сидеть на одном месте под крылышком своего родного учителя, даже если ученик весьма талантлив (поэтому там – «постоянная текучка молодых кадров» через разные исследовательские группы и университеты – авт.). Напротив, в СССР выдающиеся молодые физики (такие как И.Д. Новиков) обычно остаются рядом со своим преподавателем десять, двадцать, тридцать, а то и более лет. Ведущие советские физики, такие как Зельдович или Ландау, обычно работают в институтах Академии наук, а не в университетах. Их преподавательская нагрузка мала или ее вообще нет. Оставляя у себя самых лучших студентов, они выстраивают вокруг себя постоянную, крепко спаянную и мощную группу исследователей, которые могут остаться с учителем даже до конца своей (или его – авт.) деятельности» [29.C.286].Это один из главных каналов формирования научных школ в СССР. Далее, он сопоставляет плюсы и минусы «школьной» и «нешкольной» систем. Сравнивая лидеров школ с «хозяевами», а учеников, «школьников», - со «слугами», он резюмирует: «Если хозяином был такой большой мастер, как Зельдович или Ландау, действие группы (школы – В.В.) были очень продуктивны. Если хозяин проявлял авторитарность и непонимание…, результат был довольно трагичным: слабая творческая отдача и недостаточно высокий уровень жизни для «слуг» [Там же].

 О критериях эффективности научных школ

Как выделить те НШ, которые в первую очередь должны быть включены в карту школ и заслуживают рассмотрения при реализации научно-школьного подхода? Конечно, это должны быть, прежде всего, эффективные школы. Чтобы их выявить, надо составить хронологию главных достижений, пользующихся мировым признанием, и по ним попытаться идентифицировать школы. Например, можно говорить о школах нобелевского уровня (Вавилова, Ландау, Тамма, Франка, Черенкова, Семенова, Прохорова, Басова, Гинзбурга, Алферова и, возможно, Капицы). Можно использовать также научно-общественное мнение, зафиксированное, например в таких юбилейных коллективных трудах, как «Развитие физики в СССР за 50 лет» [30]. Полезно при этом учитывать индексы цитирования, аналитические историко-научные труды, в том числе западных коллег (таких как Л. Грэхем, Д. Холлуэй, П. Джозефсон, цитированный выше К. Торн, немецкие историки Х. Кант и Д. Хоффман и др.).

У нормально функционирующих школ существует некий оптимальный возраст, или жизненный цикл. Конечно, едва ли заслуживают внимания школы-«однодневки», быстро возникающие и столь же быстро угасающие. Но чрезмерно долго живущие школы могут быть фантомами. Лидер в таких случаях настолько авторитетен, что школа, носящая его имя, фактически, уже распалась, но члены бывшей школы поддерживают иллюзию, что школа еще существует, зачастую даже после кончины руководителя. Фактически материал по НШ показывает, что оптимальный возраст эффективных НШ едва ли сильно превышает 20-25 лет. Таков был жизненный цикл школы Зельдовича, очень близкой к идеальной и эффективной НШ.

Кстати говоря, ученые, входящие в крупные и продуктивные школы, как правило, идентифицируют себя в качестве «школьников». Они и, конечно, лидеры сознают реальность своей школы и прямо говорят об этом. Бывают редкие исключения. Так, ни сам П.Л.Капица, ни его сотрудники никогда не отождествляли себя (и Институт физпроблем) с научной школой.

Что касается эффективности не столько лидера, сколько именно школы, то надо учитывать при этом суммарный вклад учеников. Например, он был очень значителен в школе Зельдовича и сравнительно скромен, например, в случае школы Фока. Интересный критерий был также предложен Дж. Морреллом: школа эффективна, когда рост научного авторитета лидера находится в равновесии с ростом его амбиций как главы школы [5,7]. Этот критерий во многом объясняет феноменальную эффективность школ Ландау и Зельдовича. Конечно, во всех этих случаях речь, как правило, идет о школах, возглавляемых выдающимися учеными, выдвигающими масштабные исследовательские программы.

 О типологии научных школ

Физика обширна в дисциплинарном плане. Но есть пара способов упростить классификацию, разбив физические школы на 3-4 группы: по предмету исследования (микрофизика, макрофизика и мегафизика – см. «Проблемы В.Л.Гинзбурга» [31]) и по основным методам исследования (теоретические, экспериментальные и смешанные).

Конечно, и ту, и другую классификацию можно дополнить: к последним можно добавить школы математической физики и ввести еще инструментальные школы, которые занимаются созданием физических установок или приборов.

Несколько конкретных примеров. О теоретических школах говорилось немало (школы Ландау, Тамма, Померанчука, Зельдовича и др.). Выдающейся школой именно математической физики была школа Н.Н.Боголюбова; в области гравитации в 1950-1970-е гг. была заметна казанская гравитационная школа А.З. Петрова, также математико-физическая). В значительной степени инструментальными были ускорительные школы А.Л. Минца, В.И. Векслера и др. или более ранняя школа А.А.Лебедева по электронной микроскопии. Немало было крупных междисциплинарных школ, например, в области химической физики (школа Н.Н. Семенова, В. В. Воеводского и др.) и в области биофизики (школы М.В. Волькенштейна, С. Х.-Е. Бреслера, Л.А. Блюменфельда и др.) [17].

Мы говорили также о проблемных школах в том смысле, что школа нацелена в первую очередь на решение крупных проблем и часто не только и не столько научных, сколько имеющих важное прикладное, техническое значение. Примеров немало, один из них – это школа И.В.Курчатова, занимавшаяся проблемой создания ядерного оружия. Кроме того, это была супершкола, потому что в качестве вспомогательной задачи перед ней стояла проблема создания атомной промышленности, и это требовало привлечения массы специалистов не только в области физики, но и химии, радиохимии, технических наук, металлургии и.т.д. И она включала в себе десятки школьных коллективов как экспериментаторов, так и теоретиков. Другие типичные проблемные школы – это школы Л.А. Арцимовича, М.А. Леонтовича (а затем Б.Б. Кадомцева) по проблеме УТС (управляемого термоядерного синтеза); Г.Н. Флерова, а затем Ю.Ц. Оганесяна по синтезу трансурановых элементов и др.

Несколько слов об уже упомянутых супершколах. Кроме НШ Курчатова, это, конечно, школы прародительницы, особенно школы Иоффе и Вавилова, но также и школы Рождественского и Мандельштама.

Для супершкол и их лидеров характерно то, что при их рассмотрении речь, фактически, идет в каждом случае о двух или более школах. Так, у Иоффе была сначала школа по изучению механических свойств твердых тел, а затем школы по физике полупроводников. Но, говоря о его супершколе, мы имеем в виду научно-организационную школу по созданию ЛФТИ и целой сети физико-технических институтов. Тоже самое можно повторить в отношении всех остальных супершкол. Супершкола появляется тогда, когда наряду с чисто научными проблемами (у Вавилова - в области люминесценции, у Рождественского – в области спектроскопии, у Курчатова – в области физики реакторов, а затем УТС и т.д.), перед ее лидером возникают масштабные научно-организационные проблемы (у Вавилова – организация ФИАНа, у Рождественского – создание ГОИ и оптической промышленности, у Курчатова – создание атомной промышленности и ядерного оружия и т. д.).

Разделение школ на «дисциплинарные» исследовательские и «проблемные» исследовательские представляется несколько искусственным, поскольку любая дисциплинарная школа (будь то школа в областях космологии и астрофизики, ядерной физики, физики твердого тела, квантовой электроники и т.п.), конечно же, решают те или иные проблемы (космологии ранней Вселенной, поиска бозона Хиггса, высокотемпературной сверхпроводимости и т. д. – см., например, «Проблемы Гинзбурга» [31]). Но иногда проблема настолько масштабная и комплексна (как, например, в случае проблемы создания ядерного оружия), что дисциплинарный аспект отходит на 2-й план, более того, в этом случае сами школы становятся междисциплинарными или для решения такой проблемы привлекается целый ряд исследовательских школ (в рамках одной супершколы). В итоге, предварительная общая классификация (типология) научных школ в области физики выглядит следующим образом. Все школы – либо супершколы, либо исследовательские, при этом супершколы могут включать научно-организационную проблематику, а могут быть чисто исследовательскими, но многопроблемными. Все они – или теоретические, или экспериментальные, или смешанные. Теоретические НШ могут быть собственно теоретическими, а могут быть математико-физическими, точно так же экспериментальные НШ могут разделяться на собственно экспериментальные и инструментальные. Карта-схема отечественных НШ имеет следующие обозначения: