«Ушли, развязав руки большевикам»
(2-oй съезд Советов и большевистское вооруженное восстание)

Краткое предуведомление

2-ой съезд проходил в обстановке вооруженного восстания большевиков и яростной борьбы в Смольном между ними, с одной стороны, и меньшевиками и правыми эсерами – с другой. В конце концов меньшевики и эсеры покинули съезд. Вместе с ними ушли и многие стенографистки. По этим причинам полного отчета о 2-ом съезде нет. Однако по некоторым записям, отрывочным запискам делегатов, воспоминаниям и другим источникам картина исторического 2-го съезда может быть восстановлена.

Неудача июльской «разведки» Октября

Наступление русских войск летом 1917 г. окончилось неудачей. Вспышки патриотизма и утихомирения революционных страстей, на которые рассчитывало Временное правительство, не получилось. Наоборот, в начале июля выступили настроенные антивоенно крайне левые. Большевистские организации («Военка» и часть членов Петербургского комитета) встали во главе демонстраций рабочих и солдат, требовавших перехода власти в руки Советов. Л. Троцкий назвал это большгевистской «разведкой». «Разведка» закончилась провалом. Поначалу Ленин даже переоценил возможные последствия случившегося, решимость Временного правительства и поддержавшего его меньшевистско–эсеровского ВЦИКА покончить с большевизмом. «Теперь они нас перестреляют, – говорил Ленин. – Самый для них подходящий момент». Впрочем, и Троцкй признавал, что «они» были «не так далеки от этого». Почему же «они» не довели «дело» до конца?

Из июльских событий большевики вышли побитыми, но вполне живыми. Возможо, их противники опасались, что, начав с разгрома большевиков, можно развязать и более широкие контреволюционные силы. Да ведь и гонители большевиков сами были демократами и даже революционными демократами. Так или иначе Ленин и Зиновьев предпочли не искушать судьбу и скрылись на станции Разлив под Сестрорецком. Некоторые большевики предпочли аресты гневу черносотенной толпы на улицах Петрограда, считавшей большевиков германскими агентами.

От «Апрельских тезисов» к восстанию

Послеиюльские события проложили глубокую черту в политических замыслах Ленина. До сих пор курс большевистской партии был определен им в «Апрельских тезисах». Два главных лозунга составляли его суть: «Никакой поддержки Временному правиткльству!» и «Власть Советам рабочих и крестьянских депутатов!»

Здесь обращает на себя внимание то, что Ленин, будучи твердым сторонником единства политических единомышленников, призывал к передаче власти меньшевистско–эсеровским Советам (большевики там были в явном меньшинстве). Само собой разумеется, что переход власти от буржуазного правительства к народным Советам был для Ленина шагом в сторону рабоче-крестьянской революции. Но он стремился привести к власти свою партию. Анализ и чутье политка приводили его к выводу о нарастании большевизации масс, что должно было и большевизировать Советы. Во всяком случае ленинские «Апрельские тезисы» не ставили задачу взятия власти путем вооруженного восстания, они пропагандировали политические методы борь бы за нее. Теперь, после июльских событий, Ленин требовал изменить партийный курс. Лозунг «Никакой поддержки Временному правительству!», не содержавший призыва к его свержению, сменялся лозунгом «Долой Временное правительство!», в котором был заключен элемент силовой, вооруженной борьбы с ним. Это значит, что большевики отныне должны были взять курс на вооружкнное восстание и свержение Временного правительства. А так как меньшевики и эсеры в июльские дни и после них поддерживали Временное правительство, то их следовало рассматривать не как политических оппонентов в борьбе за власть, а как прямых союзников правительства.

Из своего финляндского подполья с присущей ему волевой настойчивостью Ленин требовал от ЦК партии принятия курса на вооруженнок восстание. Он буквально атаковывал своих соратников собранием мыслей К. Маркса и Ф. Энгельса о вооруженном восстании, указанием на революциоенные выступления в германском флоте, убеждал в том, что именно сейчас в России настал момент для восстания: большевизация масс идет быстрыми темпами, правительство растеряно выступлением «корниловщины». Правые в результате ее провала ослаблены, меньшевики и эсеры расколоты Все якобы свидетельствует о том, что в случае решимиости большевики возьмут власть, И такого уникального моиента может быть большеи не будет.

«Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил»

Однако некоторые так называемые «правые большевики» из ЦК, ПК (Л. Каменев, Г. Зиновьев, А. Милютин и др.) не выражали готовности внять страстным призывам Ленина. Они полагали, что власть следует передать в руки большевиков демократическим путем – по решению 20- го съезда Советов или Учредительного собрания. Существуют данные, что некоторые члены ЦК даже высказывались против прибытия Ленина в Петрогоад и в Смольный, а одно из писем о безотлагательном взятии власти даже решено было сжечь. А Ленин рвался в Петроград и в Смольный Он хорошо знал силу своего личного присутствия. 7-го октября он нелегально прибыл в столицу и остановился на квартире М. Фофановой. Там он тайно пробыл до 24 октября и поздним вечером,чувствуя, что вооруженное выступление идет не так энергично, как бы ему хотелось, в сопровождении связного Э.Рахья пешком пошел в Смольный На столе оставил записку: «Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил».

Было совсем темно. Накрапывал дождь. На одной из улиц Ленина и Рахью остановил конный патруль. Рахья стал разыгрывать пьяного мастерового, что дало возможность Ленину быстро уйти и благополучно добраться до Смольного. Этот эпизод большевики могли бы со временем запечатлеть в памятнике. Ведь окажись патрульные более расторопными и арестуй они Ленина, трудно сказать, что могло произойти в дальнейшем Уже в Смольном Ленина случайно увидел один из лидероа меньшевиков Ф. Дан и сразу понял: все Теперь большевистское восстание стало неостановимым.

Открытие съезда

Решение созвать Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов было принято еще на Первом съезде Советов (июль 1917 г.). Но открытие Второго съеда откладывалось. Меньшевистско-эсеровские лидеры ВЦИКа Первого съезда Советов с опасением наблюдали рост большевизма в местных Советах, откладывая начало Второго съезда в надежде на то, что этот процесс раньше или позже остановится. Да и чисто по технически причинам созвать сотни делегатов с мест, в том числе весьма отдаленных, в условиях нараставшей экономической и железнодорожной разрухи было не так-то просто.

Большевики, напротив, держалсь мнения, что скорейший созыв нового съезда покончит с «соглашательством» и приведет к власти большевиков.

Под нажимом большевистской фракции ВЦИК принял постановление о созыве Второго съезда Советов 20 октября.

17 октября Бюро ВЦИК по ряду причин, на сей раз в основном «технических», все же решило перенести открытие на 25 октября. По мере того, как прибывали делегаты, избранные местными Советами, прогнозы большевиков оправдывались. После «корнилощины» экономический и государственный развал пошел быстрее, положение «низов» беспрерывно ухудшалось. Их вера в то, что разрыв с буржуазией, с Временным правительством, переход власти к «своим» Советам в корне изменит положение – эта вера крепла. Число большевиков в Советах росло.

Поэтому и расклад сил на съезде был вполне определенным. Из 649 делегатов – 390 большевиков, 160 – эсеров, 72 – меньшевика и 27 принадлежали к другим политически партиям и группам.

 А восстание в Питере уже шло...

Открыть съезд предполагалось в 2 часа дня 25 октября, потом – в 8 часов вечера, но работу удалось начать только около в 11 из-за политической ситуации, сложившейся в Петрограде. 24 октября утром власти направили отряд юнкеров в большевистскую газету «Рабочий путь» для конфискации ее номеров. Юнкера учинили там разгром. В ВРК расценили это как провокационную вылазку контреволюции. Красногвардейские, солдатские и матросские отряды Военно-революционного комитета Петроградского Совета, контролируемого большевиками и частично левыми эсерами, начали овладевать главными зданиями города. Почти все, кроме Зимнего дворца, где еще находилось Временное правительство, вяло защищавшееся подразделениями юнкеров и женским батальоном. Но Керенского в Зимнем не было. Накануне он принял представителей эсеров и меньшевиков, советовавших ему ни в коем случае не применять против большевиков силу, а обьявить готовность к миру и проведении реформ, парализующих большевистскую агитацию. Они опасались активизации контреволюционных сил. Но Керенский отверг эти советы. Утром 25-го он выехал из Петрограда для того, чтобы лично форсировать движение карательных войск с Северного фронта.

Можно предположить, что руководство большевистской фракции ВЦИК, действуя по указанию ЦК, тянуло с открытием съезда, с минуты на минуту ожидая известий о взятии Зимнего дворца. Такое известие не могло не повлиять на решимость делегатов передать всю власть в руки Советов. А меньшевистско-эсеровское руководство старого ВЦИКа, откладывая начало съезда, возможно, рассчитывало на изменение обстановки в пользу Временного правительства. Но расчеты обеих сторон (если они и были) не оправдывались. К концу дня Зимний все еще не был взят большевистским ВРК, а Керенский, достигнув штаба Северного фронта в Пскове, по существу стал жертвой саботажа главнокомандующего фронтом, генерала В.Черемисова.

Тянуть больше было нельзя. Нужно было открывать съезд. Хотя большинство на съезде принадлежало большевикам, это не означало, что идея переговоров с другими партиями была заранее обречена на провал. Ведь в большевистском руководстве имелось достаточно влиятельное «правое крыло», так называемые «мягкие большевики», склонявшиеся к переговорам и блоку с другими социалистическими партиями. Можно было предполагать, что это течение сумеет противостоять бескомпромиссной позиции В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого.

В 10 часов 40 минут исполнявший обязанности председателя Президиума ВЦИКа меньшевик Ф.И.Дан открыл съезд.

Троцкий оставил яркое описание этого события. «Большинство их (делегатов. – Г.И.) политической жизнью начало жить с революции. Их сформировал опыт 8 месяцев. Они знали немногое, но знали крепко… Безраздельно господствовал серый цвет, в одежде и на лицах. Все обносились во время войны. Многие городские рабочие обзавелись солдатскими шинелями. Окопные делегаты выглядели совсем не картинно: давно не бритые, в старых, рваных шинелях, в тяжелых папахах, нередко с торчащей наружу ватой на взлохмаченных волосах. Грубые, обветренные лица, тяжелые потрескавшиеся руки, желтые от цигарок пальцы, оборванные пуговицы, свисающие вниз хлястики, корявые рыжие, давно не смазанные сапоги. Плебейская нация впервые явила честное, неподмалеванное представительство, по образцу и подобию своему».

Ю. Мартов: нет гражданской войне!

Исходя из принципа пропорционального представительства, в президиуме съезда большевикам должно было принадлежать 14 мест, эсерам – 7, меньшевикам – 3, меньшевикам-интернационалистам – 1. Меньшевики и правые эсеры отказались от участия в президиуме. Места на сцене заняли большевики и левые эсеры. Председателем стал Л.Б. Каменев и, думается, не случайно: со стороны большевиков это мог быть «дипломатический ход». Каменев был известен как наиболее «мягкий», «правый», склонный к сотрудничеству с другими социалистическими партиями политик, более того, как противник вооруженного восстания.

Он объявил повестку дня: вопросы о власти, о войне, об Учредительном собрании. Почти сразу слово взял Ю. Мартов, вместе с Лениным начинавший еще в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». Теперь лидер левых меньшевиков – меньшевиков-интернационалистов. Один из виднейших и авторитетнейших лидеров не только российской, но и международной социал-демократии. Вернувшись в Россию в мае 1917 года, он выступал против коалиции социалистических партий с буржуазными, за создание однородного социалистического правительства. Мартов считал, что в революционной ситуации, переживаемой страной, только такое правительство способно осуществить требования радикализованных масс и спасти демократическую Россию. И когда 25 октября ситуация подошла к своей критической отметке, может быть, именно Мартов стал фигурой, которая могла, наконец, сомкнуть разорванный социалистический фронт. Выступление Мартова не было экспромтом. Сохранился протокол заседания фракции РСДРП (возглавляемой Мартовым), в нем зафиксированы четыре основные пункта резолюции, которую предполагалось предложить съезду:

«1) Необходима полная реконструкция власти;

2) Власть должна быть однородной и демократической;

3) Отрицательно относясь к выступлению большевиков – осудить политику правительства, провоцирующую это выступление;

4) Попытку правительства подавить выступление силой встретить дружным отпором».

С этим Мартов и поднялся на трибуну. Запись явно неполно зафиксировала его речь, произнесенную, по воспоминаниям Дж. Рида, охрипшим от волнения голосом.

«Мартов от имени меньшевиков-интернационалистов требует, чтобы прежде всех вопросов был поставлен вопрос о мирном разрешении создавшегося кризиса. Оратор считает принципиально важным и политически необходимым в тот момент, когда до открытия съезда Советов вопрос о власти стал решаться путем заговора, подготовленного одной из революционных партий, когда все революционные партии поставлены перед совершившимся фактом, в первую очередь обсудить именно вопрос о том, как предотвратить неминуемую гражданскую войну. Задача съезда заключается прежде всего в том, чтобы решить вопрос о власти. Этот основной вопрос съезд нашел если не решенным, то предрешенным, и мы считали бы свой долг неисполненным, если бы не обратились к съезду с предложением сделать все необходимое для мирного разрешения кризиса, для создания власти, которая была бы признана всей демократией. Съезд, если хочет быть голосом революционной демкоратии, не должен сидеть сложа руки перед лицом развертывающейся гражданской войны, результатом которой, может быть, будет грозная вспышка контрреволюции. Мирный исход возможен. Эту возможность оратор видит в создании единой демократической власти. Необходимо избрать делегации для переговоров с другими социалистическими партиями и организациями, чтобы достигнуть прекращения начавшегося столкновения».

Речь была встречена громом аплодисментов. После выступления С. Мстиславского от имени левых эсеров и представителей группы «объединенных социал-демократов-интернационалистов», заявивших о присоединении к предложению Мартова, на трибуну поднялся А. Луначарский. Он говорил от имени большевиков. Троцкий, непримиримо настроенный к компромиссам, писал в «Истории русской революции»: «Большевики посылают на трибуну Луначарского, наиболее миролюбивого, самого бархатного из своих ораторов». Сам Луначарский в те октябрьские дни писал жене в Швейцарию, что поддерживал лозунг перехода власти к Советам, но вместе с тем не исключал и «честной демократической коалиции» в составе Ленина, Мартова, Чернова, Дана и даже «антикорниловца» генерала Верховского. Но для этого нужно «со всех сторон» много доброй воли и политической мудрости. Луначарский, видимо, хотел продолжить «миссию Каменева», продемонстрировав готовность большевиков к переговорам, …… прикрывающим наращивание темпа вооруженного востания в городе.

Имеющаяся запись зафиксировала: «Тов. Луначарский заявляет, что фракция большевиков решительно ничего не имеет против предложения Мартова. Напротив, она заинтересована в том, чтобы все фракции выяснили свою точку зрения на происходящие события и сказали бы, в чем они видят выход из создавшегося положения».

Предложение Мартова было принято единогласно. Казалось, события вот-вот повернут многострадальную страну на путь согласия и мира.

… Поворот съезда от «линии» Мартова

Но на трибуну поднялись два «внеочередных заявителя» – делегат комитета 12-й армии, меньшевик Я.Хараш и делегат от блока некоторых армейских комитетов, также меньшевик Г.Кучин.

«Меньшевики и социалисты-революционеры, – заявил Хараш, – считают необходимым отмежеваться от всего того, что здесь происходит, и собрать все общественные силы, чтобы оказать упорное сопротивление попыткам захватить власть». «Мы, – вторил ему Кучин, – снимаем с себя всякую ответственность за происшедшее и считаем необходимым мобилизацию всех сознательных революционных сил для спасения революции… Фронтовая группа покидает съезд».

Как могли выступить Хараш и Кучин? Ведь фракция эсеров еще до открытия съезда большинством голосов отвергла резолюцию об уходе со съезда, а меньшевистская фракция, расколовшись в этом вопросе, фактически тоже не приняла сторону своих радикально настроенных членов.

Можно, по-видимому, сказать: два офицера помешали уже намечавшемуся соглашению социалистических партий. Возможно, поверив, что фронт, от имени которого так уверенно говорили Хараш и Кучин, против «большевистской авантюры», вциковские лидеры решились на то, от чего они поначалу, кажется, воздерживались. От имени меньшевиков слово взял Л.Хинчук: «Мы снимаем с себя всякую ответственность за происходящее и покидаем съезд, приглашая все другие фракции, одинаково с нами отказывающиеся нести ответственность за действия большевиков, собраться для обсуждения создавшегося положения». От имени правых эсеров его тут же поддержал Я.Гендельман: «Констатируя захват власти партией большевиков, партия эсеров возлагает на них всю ответственность за последствия их безумного и преступного шага и, устанавливая вследствие этого невозможность совместной с ними работы… покидает съезд»...

Три фронтовых делегата один за другим поднялись на трибуну – латышский стрелок Карл Петерсон, представитель 2-й армии Франц Гщельщак и представитель 3-й армии Федор Лукьянов.

«Эти люди (Хараш и Кучин), – под бурные аплодисменты говорил Петерсон, – не представляют армии. Латышские стрелки не раз заявляли: «Нужны дела, нужно взять власть в свои руки. Пусть уходят, армия не с ними». Петерсону вторил Гщельщак: «Кучин говорит о мобилизации сил. Против кого? Против рабочих и солдат, выступающих на защиту революции! Кого он будет организовывать? Ясно, не тех рабочих и солдат, против которых он сам хочет вести войну. Но солдаты не пойдут за ними, они против них!» «Жители окопов, – говорил Лукьянов, – ждут с нетерпением передачи власти в руки Советов!»

И все-таки чаша весов все еще продолжала колебаться… «Все, что происходит в настоящее время в Петрограде, – в гневе кричал меньшевик Р. Абрамович, – является великим несчастьем». Абрамович и Г. Эрлих призвали всех, «кто не желает кровопролития», двинуться к Зимнему дворцу, «под обстрел», чтобы поддержать правительство или погибнуть вместе с ним. «Не по пути!» – кричали им в ответ из зала. Именно в этот момент правые эсеры, меньшевики, бундовцы и некоторые члены «фронтовой группы» поднялись со своих мест. Приблизительно 70 человек, вытянувшись цепочкой, потянулись к выходу. «Идите к Корнилову», «Дезертиры!», «Враги народа!» – неслось им вслед, как вспоминает Дж. Рид, «в буре криков, угроз и проклятий». Отдавали ли меньшевики и эсеры, покидавшие съезд, полный отчет в своей политической акции? Н. Суханов в «Записках о революции» точно заметил: они «ушли, развязав руки большевикам».

Ленин и Троцкий в Смольном

Уже очень скоро обнаружилось, что, покидая съезд и рассчитывая тем самым изолировать большевиков-ленинцев, меньшевики и правые эсеры на деле… содействовали им. Прежде всего потому, что их уход значительно понизил шансы тех «мягких» или «правых» большевиков (А. Луначарский, Л. Каменев, Д. Рязанов), которые были склонны к компромиссу, и, напротив, значительно укрепил позиции «твердых», «левых» большевиков, прежде всего Ленина и Троцкого, в октябрьско-ноябрьские дни 1917 г., по словам Ленина, «лучшего большевика».

Ленин не сразу появился на съезде. Он находился по соседству, в пустой комнате, где прямо на полу кто-то расстелил одеяла и положил подушки. Ленин, конечно, знал, что происходило в зале, знал суть выступления Луначарского, поддерживающего «мартовсий компромисс», но не вмешивался пока в ход заседания… Пришел из зала заседаний и лег рядом Троцкий. Они тихо переговаривались. Сообщения о взятии Зимнего еще не поступило, но было ясно, что оно вот-вот придет. Ленин, волнуясь, ждал этого сообщения Еще бы! На карте стояли судьба партии, революции, России. Даже на другой день, когода все уже было кончено, по воспоминаниям Троцкого, Ленин сказал: «Знаете, сразу после преследований и подполья - к власти, – он искал выражения, – es schwindelt», – перевел он неожиданно на немецкий язык и показал рукой вокруг головы.

Тем временем в последний раз на этом съезде слово взял Мартов. Он не мог не понимать безнадежности и даже трагичности своей борьбы. Во многом идейно близкие ему люди – правые меньшевики, объединившиеся с правыми эсерами, – ушли со съезда, тем самым покинув и его.

И все же он говорил: «…Если вы подойдете поближе к окнам, то вы услышите пушечные выстрелы… Если вы хотите, чтобы наш съезд был правомочным не только потому, что он созван по какому-нибудь уставу, а потому, что он отвечает на грозные события дня, вы должны немедленно принять постановление, что съезд считает необходимым мирное разрешение конфликта. Съезд должен сказать, желает ли он прекращения кровопролития».

По записям видно, что в этот момент Мартов «сорвался»: «Мартов выставляет целый ряд обвинений по адресу большевиков». Это была ошибка: ясно, что съезд, уже практически большевистский, враждебно встретит такие обвинения: эмоции захватили всех. Прорываясь сквозь крики протеста, Мартов читал резолюцию меньшевиков-интернационалистов, резолюцию, которая в создавшихся условиях уже не могла не вызвать чувства протеста у делегатов, одержимых одной мыслью: «Вся власть Советам!» Принимая во внимание, 1) что переворот, отдавший власть в Петрограде в руки Военно-революционного комитета за день до открытия съезда, совершен одной лишь большевистской партией средствами чисто военного заговора; 2) что этот переворот грозит вызвать кровопролитие, междоусобие и такое торжество контрреволюции, которое задавит в крови все движение пролетариата и вместе с тем погубит завоевания революции, и 3) что единственным исходом из этого положения, который еще мог бы остановить развитие гражданской войны, могло бы быть соглашение между восставшей частью демократии и остальными демократическими организациями об образовании демократического правительства… фракция меньшевиков-интернационалистов предлагает съезду для этой цели назначить делегацию для переговоров с другими организациями демократии и всеми социалистическими партиями. Впредь до выяснения результатов работы этой делегации фракция меньшевиков-интернационалистов предлагает съезду приостановить свою работу»

Сгорбившись, Мартов пошел к выходу. В дверях его остановил молодой рабочий, большевик Авилов.

– А мы думали, Мартов будет с нами, – сказал он. Мартов на мгновение остановился, посмотрел на Авилова и с горечью произнес:

– Когда-нибудь вы поймете, в каком преступлении участвовали…

 И так же, ссутулившись, вышел....

До апреля 1920 г. он оставался в России, а затем по решения ЦК меньшевиков как делегат Интернационала выехал в Германию. Ленин никогда не забывал друга своих молодых лет. Зная, что Мартов болен, велел посылать ему деньги. Когда Мартов умер, тяжко больному Ленину об этом не сказали..

Речь «лучшего большевика» Л.Троцкого

Что-то еще говорили «несколько человек с фронта», но что именно, к сожалению, так и осталось незафиксированным. Можно, однако, предположить, что сказанное ими скорее шло «по линии Мартова», поскольку сразу вслед за ними в зале появились члены большевистской фракции Городской думы, заявившей о своей готовности «победить или умереть» вместе со съездом». Их встретили бурными аплодисментами. Именно в этот момент, стремясь окончательно парализовать возможное влияние речи Мартова на какую-то часть еще колеблющихся депутатов и закрепить уже одержанную победу, большевики двинули в бой свою «тяжелую артиллерию» – Троцкого, лучшего, по характеристике Ленина, большевика сентября–октября 17-го года.

Протокольная запись не содержит речи Троцкого, отмечает лишь, что в «горячей речи» он «дал резкую отповедь меньшевикам и эсерам». Но содержание этой речи известно по другим источникам. «Восстание народных масс, – гремел над залом голос Троцкого, – не нуждается в оправдании. То, что произошло – это восстание, а не заговор. Мы закаляли революционную энергию петербургских рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор… Наше восстание победило. И теперь нам предлагают: отказаться от своей борьбы, заключить соглашение. С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда?.. Но ведь мы видели их целиком. Больше за ними нет никого в России. С нами должны заключать соглашение, как равные с равными, миллионы рабочих и крестьян, представленные на этом съезде, которых они не в первый и не в последний раз готовы променять на милость буржуазии? Нет, тут соглашение не годится! Тем, кто отсюда ушел, как и тем, кто выступает с подобными предложениями, мы должны сказать: вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна, отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории!»

Нельзя не признать: заряд большой силы чувствовался в этой речи, а выступление Мартова, произнесенное охрипшим, прерывающимся голосом, конечно, блекло перед ней. Была в речи Троцкого правда: внушительная часть рабочих и солдат шла за большевиками – это признавали почти все, в том числе и сам Мартов. Но утверждение, что за ушедшими со съезда в России больше никого нет – было, конечно, скоропалительным.

Троцкий с пафосом зачитал резолюцию, предложенную большевистской фракцией съезда. Это был обвинительный вердикт всей политике «соглашателей» – меньшевиков и эсеров – с послефевральских до октябрьских дней, нанесших «неизмеримый урон делу революции» и безнадежно скомпрометировавших себя «в глазах рабочих, крестьян и солдат». Вот почему, – констатировала резолюция, – «уход соглашателей не ослабляет съезда, а усиливает его, так как очищает от контрреволюционных примесей рабочую и крестьянскую революцию». Содержание и тон резолюции, безусловно, захлопывали дверь за ушедшими меньшевиками и правыми эсерами. Тут был явный перебор. Троцкий уводил съезд намного дальше того рубежа, до которого большинство его готово было идти. Одно дело – революционная риторика Троцкого, осуждавшая меньшевиков и эсеров за их уход, другое – официальная резолюция, фактически клеймившая их как контрреволюционеров. Психологический переход тут был слишком резок. Этим по-видимому воспользовались член Исполкома Совета крестьянских депутатов Е. Гуревич, призвавший крестьянских депутатов покинуть съезд, и, что более существенно, Камков, выступивший от фракции левых эсеров. С самого начала они занимали особую позицию: с одной стороны, отвергали резолюцию правых эсеров (зачитанную на съезде Гендельманом) об уходе со съезда, с другой – поддерживали позицию Мартова и меньшевиков-интернационалистов за единство революционной демократии.

 Арест Временного правительства

 Исход съезда был решен. Вновь выступивший Луначарский давал ему объяснения, но тон его был уже иной: «Мы все единогласно приняли предложение Мартова… Против нас повели форменную атаку, говорили о гробах, в которые нужно вколачивать гвозди, стали называть нас преступниками, авантюристами и т.д… К тем, которые ушли, уже давно неприменимо название революционеров – они прекращают даже свою соглашательскую работу и открыто переходят в лагерь корниловцев. С ними нам разговаривать не о чем».

В 4-м часу ночи с 25 на 26 на съезд пришло сообщение о взятии Зимнего дворца… По воспоминаниям министра юстиции П.Н. Малянтовича, было это так. Вдруг распахнулись двери, и «в комнату влетел, как щепка, вброшенная к нам волной, маленький человечек под напором толпы, которая за ним влилась в комнату и, как вода, разлилась сразу по всем углам и заполнила комнату…» Этим «человечком» был В.А. Антонов-Овсеенко, впоследствии крупный военный и государственный деятель и дипломат, через 20 лет погибший в ходе сталинских репрессий. «Временное правительство здесь, – твердо сказал Антонову официально замещавший Керенского А.Коновалов, – что вам угодно?». «Объявляю всем вам, членам Временного правительства, что вы арестованы», – ответил Антонов-Овсеенко, а Чудновский (вошедший с ним другой большевик. – Г.И.) стал составлять список присутствовавших и протокол.

Вдруг выяснилось, что нет главы правительства, А.Ф. Керенского. Как мы помним, еще утром 24 октября он срочно выехал в штаб Северного фронта, в Псков, чтобы лично форсировать движение фронтовых войск к революционному Петрограду. Отсутствовал и министр продовольствия С.Н. Прокопович, его по пути в Зимний задержал патруль. Среди заполнивших зал начался ропот. Кто-то злобно кричал: «Какого черта, товарищи! Переколоть их тут – и вся недолга!». Но Антонов-Овсеенко решительно пресек анархию: «Товарищи! Вести себя спокойно! Все члены Временного правительства арестованы. Они будут заключены в Петропавловскую крепость. Никакого насилия над ними учинять не позволю. Ведите себя спокойно». Толпа, недовольно ворча, стихла.

Министров вывели на Дворцовую площадь, где их окружил конвой из матросов и красногвардейцев, за спинами которых кричал и бушевал народ. У Троицкого моста опять раздались голоса, требовавшие побросать министров в Неву. Конвоиры уже с трудом сдерживали напиравших людей. Положение, возможно, спасла неизвестно откуда раздавшаяся пулеметная очередь. Пулеметчики Петропавловской крепости, решив, что обстреливают именно их, открыли ответный огонь. Все бросились врассыпную. Когда стрельба стихла, арестованных быстро собрали и через мост переправили в крепость. Здесь их стали разводить по камерам Трубецкого бастиона. В этот момент министру Коновалову страшно захотелось курить. Он нервно похлопал себя по карманам, но коробки с папиросами не было. Сопровождающий матрос в сдвинутой за затылок бескозырке заметил это: «Табачку?» – спросил он у Коновалова. Тот кивнул. Матрос прислонил винтовку к стене, достал из бушлата бумагу, кисет и протянул Коновалову. Но министр не умел крутить цигарки. Тогда матрос быстро и ловко свернул самокрутку, провел по губам и протянул Коновалову».

Коновалов взял самокрутку, поблагодарил матроса, глубоко затянулся. Еще раз благодарно кивнул. Последняя «услуга» народа Временному правительству… Вскоре все арестованные министры были выпущены из крепости. Некоторые из них эмигрировали, но большинство было принято на ответственную работу в различные советские учреждения. Там они благополучно работали до 30-х, когда их настигли сталинские репрессии.

Второе заседание съезда открылось в 9 часов 26 октября, на нем появился Ленин. Началась конструктивная работа съезда. Были приняты «Декрет о мире», «Декрет о земле», постановление «Об отмене смертной казни», резолюция против погромного движения, Декрет об образовании большевистского правительства – Совета народных комиссаров во главе с В. Лениным. «В 5 ч. 15 м. утра, – говорится в записи, – тов. Каменев объявляет Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов закрытым и возглашает: «Да здравствует революция! Да здравствует социализм!» Зал оглашается криками. Члены Съезда поют «Интернационал» и расходятся».

Через много лет, будучи уже изгнанным из Советской России, Троцкий вспоминал о Втором съезде Советов: «Когда я доложил о совершившейся ночью смене власти, воцарилось на несколько секунд напряженное молчание. Потом пришли аплодисменты, но не бурные, а раздумчивые. Зал переживал и выжидал. Готовясь к борьбе, рабочий класс был охвачен неописуемым энтузиазмом, нерассуждающий энтузиазм сменился тревожным раздумьем».

Они еще не знали, что ждет их. Но неизведанным путем двинулись вперед, по словам историка С. Мельгунова, «с фонарем Ленина в руках.…»